— Я только хотел подать Вам руку, мадемуазель…

— Благодарю покорно! Мне Ваша рука после куртагов в страшных кошмарах снится! Ещё немного, и сплетни пойдут… Вперёд ступайте, я за Вами пойду.

Они не успели сделать и шага, как дверь портретолитейного дома распахнулась и в мастерскую буквально ворвался Андрей. Увидев Дарью Дмитриевну, он не слишком удивился: племянница его воспитателя на своей лёгонькой двуколке могла в любой момент оказаться в любой части города, он заметил её экипаж у крыльца мастерской. Сказал ему и Пётр Иваныч, что согласился позировать французскому ваятелю. Сейчас Андрея занимало совершенно другое.

— Где профессор Фальконет? Я принёс ему замечательное известие! Знаешь ли, Дашенька, Семёна Вишнякова, каменотёса Петербургского?

Кто не знал в Петербурге Вишнякова? Вся новая Невская набережная была сложена из его камня. Андрей, и в самом деле, принёс Фальконету прекрасную новость: Семён Вишняков нашёл основу для постамента! Это была цельная скала, огромный камень, который лежал в лесу, в болоте близ Конной Лахты. Местные люди звали его «Гром-камень»… Вишняков, знавший Андрея с незапамятных времён, встретив его случайно, рассказал ему о своей находке, попросил известить о том ваятеля, а сам направился со своей новостью прямиком в Контору строений.

— Ну, ты правильно сделал, что сюда пришёл… — В Ласкари мгновенно проснулся деловой азарт. — Профессор Фальконет сейчас занят, ему твой благодетель нынче позирует… Скажи-ка мне, Андрэ, ты места эти в Конной Лахте хорошо знаешь?

— Как не знать! Мальчишкой по грибы-ягоды частенько бегали в том лесу … — Андрей сразу понял, о чём думает шевалье. — Только я без Фальконета с места не сдвинусь…

Этот въедливый и язвительный парень постоянно раздражал Ласкари. Видимо, потому, что ничем его нельзя было взять — ни большей ловкостью, ни умом, ни деньгами.

— И что ты за человек такой — всё по-своему тебе надобно делать… Ну, хорошо… Я сейчас Дарью Дмитриевну к дядюшке отведу, и Фальконету о камне скажу… Коли захочет — с нами поедет, а нет, так мы с тобой вдвоём, немедля, в Конную Лахту отправимся… Надо мне по должности своей самому всё наперёд увидеть… Идёмте, Дарья Дмитриевна!

— Вот ещё! — Фыркнула та в ответ, словно кошка. — Вы меня спросили, сударь, чего я-то хочу? Может, я с вами желаю ехать?

— Вы поедете в лес? На болота?

— Так что же? Я наши леса не хуже Андрея знаю.

— Бог мой, так я ведь только рад! Идёмте, я Вас в экипаж посажу…

— Три локтя, шевалье! Три локтя!

Андрей прыснул, Ласкари гневно стрельнул в него глазами.

— Помилуйте, Дарья Дмитриевна! Как в экипаже-то три локтя выдержать?

— Очень просто: у меня экипаж брыкалкой в народе зовётся… Одноместный он…

Тут уж Андрей засмеялся в голос, заливисто хохотала и Дарья Дмитриевна.

— Вольно же Вам, сударыня, надо мной смеяться! — Холодно произнёс Ласкари, даже не улыбнувшись. — Но сейчас разговаривать некогда, надо ехать…

И запылили лошади по дороге. Впереди — мужчины: Фальконет, Мелиссино, Ласкари и Андрей. За ними — одноместный экипаж Дарьи Дмитриевны. Все были возбуждены, особенно Фальконет, который то смеялся, то вскакивал от нетерпения. Мелиссино осторожно сжимал его плечо, усаживая на место.

Сколько мучительных ночей провёл Фальконет в думах о желанной скале! Несколько экспедиций отправил Бецкой в леса и на болота вокруг Петербурга на поиски нужного камня. Всё было тщетно. И директор Конторы строений махнул на замысел ваятеля рукой.

— Подобный камень сыскать безнадёжно. — Сказал он ему при очередной встрече. — Мною велено вместо одного камня найти штук пять, из которых подножие монументу выложить. Камни эти и без того хлопот много доставят, поскольку немалой величины быть должны…

Фальконет чуть не заплакал.

— Скалу мою на куски разбить — всё одно, что сердце моё дробить…

Но Бецкой ответил холодно.

— Сердце Ваше, сударь, меня мало беспокоит. Пора к делу вплотную приступать…

На том и разошлись, с трудом сдерживая ненависть друг к другу. И вдруг такой подарок судьбы! Только бы Бецкой не упёрся, только бы в Конторе строений его подержали!

— А отчего он «Гром-камень», Андрэ?

— Люди его так прозвали, когда ударила в него молния и отколола кусок… А старики врут, что сам Пётр Великий на сей камень не раз взбегал, чтоб окрестности оглядеть…

— Вот уж и вправду — врут… — Буркнул Ласкари, оглянувшись назад, где пылила лёгкая повозка Дарья Дмитриевны.

Осень в Петербург приходит рано, и даже в начале сентября трава и листья в лесу были разноцветными. Оставив экипажи на дороге, вся компания пробиралась через болото следом за Андреем. Фальконет спешил, ступал неосторожно, то и дело проваливаясь в воду. За ним, стараясь не замочить ноги, прыгал по кочкам Ласкари. Мелиссино, напротив, легко перешагивал через особо топкие места, крепко держа за руку Дарью Дмитриевну, иногда подхватывая её подмышку, словно куклу-матрёшку. Она только тихонько повизгивала, то и дело отцепляя свои юбки от колючих веток.

— Осторожно, профессор Фальконет… Ненароком опять башмак потеряете… — Не без ехидства произнёс Ласкари.

— Велика потеря — башмак! Да коли и потеряет, я сам теперь ваятеля нашего на руках понесу! — Зычно хохотал Мелиссино, и эхо от его голоса далеко разносилось по болоту.

— Я так воодушевлён нынче, что до скалы этой босиком готов идти…

— Смотрите… — Вдруг тихо сказал Андрей. — Вот он — Гром-камень…

Вся живописная группа остановилась, в восхищении глядя на огромный валун. Он был чудного пепельного цвета, почти правильной геометрической формы, со всех сторон заросший мхом. Время плотно прижало к скале отбитый молнией осколок, но из трещины, засыпанной землёй, кверху тянулись несколько тоненьких берёзок…

Фальконет сначала онемел от восторга, попытался было что-то сказать, но голос его сорвался на петушиный выкрик. Он сел на землю и заплакал.

— Благодарю тебя, Господи! — Громко всхлипнул он. — Ты подарил мне именно такой подарок, о котором я мечтал…

Мелиссино и Андрей легко взобрались на вершину камня. Ласкари поднялся вслед за ними. Скользя по его краю, пошёл вокруг, встал на уступе, огляделся. Панорама была великолепна: тёмная хвоя сосен, желтеющие листья деревьев, пёстрые осенние травы и огромная скала посреди этого осеннего празднества природы заставили сжаться его сердце. Он вдруг забыл, какими нечаянными ветрами занесло его в эту мрачную, холодную Россию, сколько невзгод и несчастий пришлось ему преодолеть, прежде чем стал он тем, кем был нынче. Он всё забыл. Сердце билось часто и сильно. Именно здесь, стоя на вершине дикой заросшей скалы, Ласкари вдруг понял, что наступает его звёздный час. Он не знал, что ждёт его впереди, но почему-то чувствовал, что именно с этой каменной глыбой будет