— И во что же она упиралась?

— А это в зависимости от обстоятельств. С малых лет она быланеобычайно умна и точно знала, что ей нужно. Это уже потом нам приходилосьсоглашаться, что она была права, а поначалу казалось: сплошная блажь. Одноутешение, Жанна редко качает права и делает это в очень тактичной форме. Тамарабоготворит вашего Мишу.

— Да, я знаю, — сдержанно ответила Елизавета Павловна, —Тамара Мишу очень любит, но она и Жанну очень хвалила.

— Жанну трудно не похвалить, но из соображений высшейсправедливости считаю своим долитом вас предупредить: она очень упряма и дляженщины бывает чрезмерно тверда. Правда, она еще ребенок и легко поддаетсявоспитанию, но ухо с ней надо держать востро. Она крепкий орешек.

— Да что вы говорите, — забеспокоилась Елизавета Павловна.

— Именно, — подтвердила я, — Ситуация осложняется тем, чтоона однолюбка и вряд ли по доброй воле откажется от вашего Михаила. Этокачество она унаследовала от своей матери, моей старшей сестры. Эта дурочка досих пор обожает своего мужа, нарожала ему сумасшедшее количество детей и живетв нищете, а когда-то была красавицей и могла рассчитывать на выгодную партию.

Жанна бедна как церковная крыса. И все по прихоти своейматери. Будь ее мать умней и не влюбись в отца Жанны, все могло быть иначе. Асейчас я не могу смотреть без слез на своих многочисленных племянников иплемянниц.

— О! Что вы говорите! — только вздыхала моя собеседница.

— Да. Мать Жанны и теперь еще красивая женщина, и не будь унее этой глупой любви, можно было бы как-то исправить положение. На светедостаточно мужчин, умеющих заработать на приличную жизнь.

(Здесь я, пожалуй, немного загнула лишнее.) — Он что же,пьет, этот муж, отец Жанны? — пришла в недоумение Елизавета Павловна.

— Если бы! Он все свободное время посвящает воспитаниюдетей, а мог бы брать сверхурочную работу и получать неплохие деньги. Вместоэтого ходит с мальчиками на рыбалку, учит их мастерить табуретки и прочее ипрочее.

— Но ведь это похвально.

— Вы считаете? — удивилась я.

— Что же тут плохого, если отец любит своих детей и отдаетим все свободное время? И вообще, Софья Адамовна, я не поняла, вы что, против?

Я выдержала паузу, подчеркивая чрезвычайную важность того,что собираюсь сказать, и с достоинством продолжила:

— Елизавета Павловна, если вы имеете в виду брак, то да. Япротив, и простите меня за откровенность, но мы уже люди не чужие.

Она, похоже, расстроилась. Думаю, из чувства противоречия.

— Да почему же вы против? — эмоционально воскликнула она.

— Жанна из бедной семьи и не должна была влюбляться в вашегоМихаила, — произнесла я голосом, полным трагизма. — Хотя здесь-то как раз ямогу ее понять, но нет ведь никакой уверенности, что и другим детям моей сестрытак же повезет. Они начнут ей завидовать, пойдут ссоры… Нет-нет, это нехорошо.Я не сторонница неравных браков.

— Здесь я с вами согласна, — живо откликнулась мать Михаила,— в основном это выглядит плохо, но бывают и исключения. Софья Адамовна,отвечая благодарностью на вашу откровенность, хочу знать: почему вы мнепозвонили?

«Хороший вопрос, — подумала я. — Но так я тебе ипризналась!»

— Жанна сказала, что в ближайшее время состоится вашезнакомство.

Девочка чиста, наивна и даже не подозревает о сложностяхсемейной жизни. Она безумно любит Михаила и, как сегодня мне открылась, ужезаочно любит вас. Мне хотелось бы уберечь ее от возможных травм. Пока дело незашло слишком далеко, я подумала, что, может быть, если мы с вами найдем общийязык, еще не поздно будет расстроить этот брак.

— Что вы говорите! — В голосе собеседницы прозвучалонеподдельное возмущение. — Чтобы я устраивала интриги за спиной своего сына?Пусть будет так, как уготовлено судьбой.

«Браво! — подумала я. — Я не ошиблась в подруге Тамары. Неженщина, а кремень».

— Мне очень стыдно за свою неловкость, — вновь запела я. —Поверьте, я не хотела вас рассердить и уж тем более обидеть, ируководствовалась самыми лучшими чувствами. Жанна мне как дочь. Я уже жалею,что решилась на эти переговоры. Вовек себе не прощу, если сделала только хуже.

— Успокойтесь, никому вы хуже не сделали, — смягчившись,заверила меня Елизавета Павловна, — а поступили вполне честно, прямо выразивсвою позицию по этому вопросу. В любом случае, это не телефонный разговор. Вближайшее время нам надо встретиться и познакомиться поближе.

— Да, конечно, и я была бы счастлива видеть вас у себя в этоже воскресенье. Очень надеюсь, что этот день вас устроит. Я приготовлю легкийужин…

— Спасибо, — прервала меня она. — Надо подумать. Если невозражаете, я завтра вам позвоню.

Я не возражала и, пожелав ей всего хорошего, тут жебросилась набирать номер Тамары, но в трубке раздавались короткие гудки. Ясделала вывод, что Елизавета Павловна меня опередила. Короткие гудкираздавались очень долго.

Целый час я рысью металась у телефона, пока не сообразилапозвонить мужу Тамары.

— Даня, мне срочно нужна твоя жена, она дома?

— Где-то здесь, дома.

— Тогда извлеки ее мне.

— Сейчас, Мама, — ответил Даня и пошел извлекать, но оченьскоро вернулся и сообщил:

— Она разговаривает по мобильнику.

— Именно поэтому я тебе и звоню. Разговаривает она уже целыйчас. Если не хочешь разориться, прекрати, пожалуйста, это безобразие.

— Хорошо, — сказал Даня и пошел прекращать.

Прекращал он довольно долго, еще минут пятнадцать, послечего Тамара мне позвонила сама.

— Мама, что ты наговорила Лизе? — возмущенно спросила она.

— Лучше скажи, какое у несчастной составилось обо мнемнение?. — кротко поинтересовалась я.

Тамара предварила ответ тяжелейшим вздохом.

— Ой, Мама, ты бы и не спрашивала. Если обобщить и сильносмягчить, то в ее глазах ты личность странная.

— А если не обобщать и не смягчать?

— То отпетая мерзавка.

— Великолепно, — сказала я, мысленно потирая руки. — Лучшеготрудно было ждать.

— Да что же тут хорошего? Особенно, если учесть, что ты,самозванка, представилась тетушкой Жанны. Или ты переменила планы, решивоставить ее в пожизненных домработницах?

Возмутительно! Как могла она такое обо мне подумать?!