— Пусть думает, что это антиквариат.

— Мама и папа спят на железных кроватях с дурацкиминабалдашниками на спинках.

— Железные кровати опять в моде, и как раз с этими дурацкиминабалдашниками.

Жанна схватилась за голову:

— Да нет! Нет! Это невозможно. На полах вместо ковровполовички из кусочков ситца.

— И это очень модно.

— А на кухне радиоприемник времен Черчилля, велосипед братаКольки висит на стене в туалете, а в ванной! Боже! Чего там только нет: тазы,доски, гантели Петьки, скейт Сережки, и бабушкин медный таз — опять же настене.

Только ванны там нет, а так все есть. Все, что давно поравыбросить. Это не квартира, а трущоба!

Жанна, разрисовывая ужасы своей квартиры, пришла в гораздобольшее отчаяние, чем я, знающая толк в жизни. Было очевидно, что нужны вескиеаргументы. И они у меня были.

— Зато у вас много детей, — с преувеличенным восхищениемвоскликнула я.

— Михаил, как единственный ребенок в семье, это поймет ипозавидует. Не бойся, он не разлюбит тебя. Богатые мужчины за это не разлюбят.В худшем случае будет любить как прежде.

— А в лучшем?

— Полюбит еще сильней, — компетентно пообещала я.

— Почему?

— Да потому, что он будет счастлив. Он сможет дать тебе то,чего катастрофически не хватает в твоей жизни. Не об этом ли мечтают настоящиемужчины? Михаил будет счастлив твоим счастьем и очень горд. Обязательно отведиего туда, где все предметы обихода развешаны по стенам.

Жанна несколько успокоилась.

— Это правда? Это точно мне не повредит? — шепотом спросилаона, видимо, в компенсацию за свой отчаянный крик.

— Конечно, милая. Как говорила моя бабуля, покойная АннаАдамовна, умей извлекать добро из зла и пользу из вреда. Только представь, твойМихаил во всем блеске своего богатства входит в дом, где велосипеды и тазы настенах и лоскутные половички на полах. Он даже помыслить не мог, что в нашевремя такое возможно. И посреди этой нищеты стоишь ты — прекрасная, юная,чистая, свежая — и сгораешь со стыда! Как думаешь, что ему сразу захочетсясделать?

Жанна лишь пожала плечами и призналась:

— Не знаю.

— Ему сразу захочется на руках вынести тебя из этогоубожества и осыпать… Ну, уж не знаю, чем он там захочет тебя осыпать, но,поверь моему опыту, обязательно чем-нибудь достойным. Абсолютно уверена, онпроявит щедрость.

В дальнейшем так и получилось. Жанна послушалась меня иокончательно завоевала сердце Михаила. Он пришел в ее дом, с должным уважениемотнесся к ее родителям, испросил их благословения, а потом увез ее в свой рай идолго-долго целовал ее пальчики, за что-то просил прощения и клялся, что никогдаи ни в чем она больше не будет нуждаться.

Я даже прослезилась, когда услышала все это. Тонкий душевныйпорыв, исходящий от мужчины, я не могу воспринимать хладнокровно. Это умиляетменя почти как медведь, танцующий на задних лапах.

— И когда же теперь свадьба? — спросила я, прикладывая кглазам платочек.

— Завтра он представит меня своей матери, — ликуя, сообщилаЖанна. — И я ее очень люблю.

— Уже?

— Да, хотя ни разу ее не видела.

— Вот и не спеши, — посоветовала я и задумалась.

Жанна с улыбкой наблюдала за мной и ждала, что я еще скажу.

— Значит, представит матери? — спросила я минуту спустя. — Апочему только матери? А отцу?

— Об отце он ничего не говорил.

— Но у него есть отец. Я это точно знаю. Раз о нем не былоречи, значит, дело плохо.

Моя наивная Жанна в недоумении хлопала глазами. Она еще незнала, что женщина с любимым мужем зачастую получает и … свекровь. Не будувыдавать никаких эпитетов, потому что свекровь сама по себе является эпитетом.Уж я-то знаю. Их у меня было (и эпитетов, и свекровей)… Впрочем, чур меня, чур.Даже и вспоминать вредно.

— Жанна, — сказала я. — Если Михаил собирается представитьтебя матери и даже не вспоминает об отце, это значит только одно: мать для негосамый главный человек в его жизни. Тридцать лет, а Михаилу именно столько, онажила на своем высоком пьедестале. Она прочно обосновалась там и вряд ли захочетпотесниться. Следовательно, тебе предстоит тяжелая жизнь. Я огорчена.

Жанна испуганно посмотрела на меня и спросила:

— И что же мне делать?

— Ах, как жаль, что я не знаю твоего Михаила. Уже этого былобы мне достаточно. Но в любом случае она — подруга моей Тамары, а это говорит омногом. Радует и то, что ты ужилась со мной, следовательно, уживешься и счертом. Но я хочу тебе счастья, а эта его мать кого хочешь заставит валяться усвоего пьедестала. Я это чувствую. Придется брать инициативу в свои руки. ЧтоМихаил знает обо мне?

Жанна опешила.

— Ничего? А почему же такая растерянность? Бедняжкапотупилась, покраснела и пролепетала что-то нечленораздельное. Это менянасторожило.

— Ну? Признавайся, Жанна, что ты успела отмочить?

— Я сказала, что ты моя тетя, — призналась она и втянулаголову в плечи, словно я собиралась ее бить.

Будто я когда-нибудь кого-нибудь била… по голове. Будто нетдля этого более подходящих органов.

— Умница! — обрадовалась я. — Все очень неплохоскладывается. Из этого следует: Михаил не знает, что ты работаешь прислугой.Мужчина, особенно если он муж, даже мысли подобной не должен допускать. К томуже такое незнание убережет тебя от последующих упреков, которые в семейнойжизни неизбежны.

Она не сразу поняла мое настроение.

— Так ты не сердишься? — с сомнением спросила она.

— Я довольна. Теперь на правах родственницы я могу публичновмешаться в чужую жизнь, а что может быть лучше?

— Не знаю, — призналась Жанна.

— Поживешь с мое — узнаешь, — заверила я. — Михаил ужесообщил тебе дату?

— Какую дату?

— О боже! Да тот «счастливый» день, когда должна состоятьсятвоя встреча с его нежно любимой мамочкой! Этот день определен?

— Да, это будет в следующее воскресенье.

— Прекрасно, — воскликнула я. — В противном случае мне бы незахотелось переносить вечеринку, и мамочке пришлось бы подождать. Но ейповезло, мы с Марусей наметили вечеринку на субботу. По этой причине я неуверена, что в воскресенье буду достаточно свежа, но я и не боюсь огорчитьмамочку.