— Жанна, вы встречаетесь? Она сделала вид, что не поняла. Явынуждена была идти напролом.

— Жанна, если ты встречаешься с Михаилом, не стоит от меняэто скрывать. Лучше усваивай мой опыт, — посоветовала я, втайне мечтая привитьсвоей скромнице настораживающую развязность, от которой Михаил бежал бы такдалеко, как это только возможно.

Но Жанна, чистое дитя, ни о чем не подозревая, бросилась мнена шею и радостно закричала:

— Правда? Ты на меня не сердишься? Я могу все рассказать?

— Ну, конечно, милая, — ответила я, отлепив ее от себя истараясь скрыть недовольство. — Со мной можешь быть предельно откровенна.

И она последовала этому совету. Теперь после каждогосвидания с Михаилом она выдавала мне подробный отчет, я же скрепя сердцерадовалась за нее и по-матерински вдохновляла на такое, что в народе иначе какраспутство и не зовется.

В скором времени воспитание мое возымело плоды: Жанна резкоизменилась.

День ото дня она становилась все развязней и развязней. Этоне сказывалось на ее работе, нет, днем она была паинька, а вот вечерамипревращалась в настоящую бестию. Возвращаясь со свидания, она бежала не домой,а ко мне и тут же во всех красках хвасталась своей победой над Михаилом. Делалаона это, развалясь в кресле, закинув ногу на ногу, в одной руке держа банку спивом, в другой мой мундштук, который, как я поняла, Жанна уже давно считаласвоим.

Я видела, что дело идет к плохому, но (как люди слабы!) меняэто устраивало. Более того, я торжествовала и считала дни до того момента,когда Михаил раскусит мою скромницу и, само собой, разочаруется в ней. Ах, какя этого хотела!

И вот наступил долгожданный день начала конца. Михаил, какобычно, отвез Жанну домой. Она помахала ему из окошка подъезда, мол, все впорядке, никто не обидел. Он успокоился, развернул машину и уехал, а Жанна и неподумала стучать в свою квартиру.

Она тут же помчалась ко мне, плюхнулась в кресло, закинуланогу за ногу, открыла банку пива, сделала несколько глотков, жадно затянуласьсигаретой и с гордостью сообщила:

— Свершилось! Признаться, я испугалась.

— Что? Он сделал тебе предложение?

— Да, переспать с ним, — со счастливой улыбкой подтвердилаона.

Я охнула, вся обратившись в протест, совершенно забыв, чтотолько этого и желала каких-нибудь десять минут назад. Теперь же я былаохвачена праведным гневом. Наглец, да как он смеет! Так поступать с порядочнымидевушками?!

— И ты согласилась?

Жанна зажмурилась и радостно кивнула.

— Да!

— Это было не-под-ра-жаемо! Это! Ох, какой он мужчина! Ячуть не умерла.

Если посмотреть правде в глаза, я давно уже не девственница,а дама с богатым опытом, но понять Жанну при всем своем желании я не могла. Чтотут может быть неподражаемого? И уж тем более, от чего она там собраласьумирать?

Особенно, если это происходит в первый раз.

Впрочем, надо внимательней присмотреться к Михаилу. Опытопытом, но каких только чудес не бывает?

— И на какой ноте вы расстались? — стараясь казатьсяравнодушной, спросила я.

— На самой оптимистичной! Он проводил меня домой и овладелмною еще раз прямо в подъезде.

— В подъезде? — изумилась я. — Какая была в этомнеобходимость?

— Страсть! Он обожает таких скромных девушек, как я, изагорается прямо с ходу. Ничего не поделаешь. Представляешь, я в твоемфранцузском платье, он в своем английском костюме, который чуть дешевле его«Мерседеса» и…

Я только ахнула, а Жанна, торжествуя с банкой пива в руке, продолжила:

— Как страсть берет над мужиками верх! Такой сдержанныйобычно, а тут словно обезумел. Набросился на меня, кричит: «Хочу!» — и все тут.Даже про костюм забыл, а сам аж дрожит.

— И ты согласилась? — спросила я, едва справляясь слюбопытством.

— А кто меня спрашивал? Он буквально изнасиловал меня.

— Просто блеск! — вынуждена была воскликнуть я.

— А ты думала!

— И какова была твоя реакция?

Она с видом умудренной опытом матроны произнесла:

— Знаешь, я где-то читала, что в глубине души каждая женщинамечтает быть изнасилованной.

— Неужели?!

— Точно-точно, но только так, чтобы знать, что это неугрожает ее здоровью и уж тем более жизни. Так вот, могу тебе сказать, что этоправда.

Когда он набросился на меня, я искренне оказываласопротивление, но отдалась ему с таким удовольствием, какого вообще никогда неиспытывала. Сама удивилась.

— Неужели?!

— Точно-точно. Приятно, когда мужчина из-за тебя теряетголову, просто звереет. Именно звереет. Он был как сумасшедший.

— Я думаю! Если прямо в подъезде да еще в английскомкостюме, тут уж об уме говорить не приходится. И как только вам это удалось?

— Стоя.

— Как же стоя? — изумилась я, вспомнив об их значительнойразнице в росте.

— Просто. На ступеньку выше поднялась и к стеночкеприслонилась. Очень даже ничего. Советую попробовать при случае.

— Ну, милочка, все, что мне нужно, я уже попробовала, —смутилась я. — И что он теперь говорит?

— Говорит, что теперь хочет быть со мной всегда!

— Они все так говорят, главное — разобраться, что при этомимеют в виду, — постаралась я охладить ее пыл, да где там.

Жанна трепетала от любви к Михаилу. Она тут же поведала мне,как искусна сегодня была и в какой восторг привела его своим мастерством.

— И он не удивился? — озадачилась я.

— Нисколечко! Он был счастлив!

— Но где ты всему этому научилась?

— Как «где»? Как же это «где»? Да у тебя же! Ты сама мне всеэто открыла.

Сказать, что мне сделалось дурно, — это не сказать ничего. Язахлебнулась от презрения к себе. Боже! Какая извращенная у меня фантазия! Ивсе это я вывалила ребенку?! Поверить не могу! Как далеко, оказывается, иногдаменя заносит. А я считала себя удовлетворенной, но откуда же это взялось?..

— Жанна, я не могу сказать тебе: «Продолжай в том же духе».«Не вздумай больше так поступать», — я тоже сказать тебе не могу. Но будьосторожна. От этого бывают не только сифилис, гонорея и СПИД, но — что, бытьможет, еще ужасней — и дети.

Она рассмеялась и, беззаботно махнув рукой, сказала: