в этой смеси курицу. Затем я окунала ее в яйцо и снова обваливала в панировке, чтобы получилась хрустящая корочка. Моя мама, совершенно бездарная кухарка, проследила за тем, чтобы я научилась готовить, – ведь она мечтала выдать меня за сына шиномонтажника! И, по ее задумке, я должна была уметь его накормить.

Мы собрались дома у Мари. Вид у нее был важный донельзя – совсем недавно она обновила кухонный гарнитур, – и всем женщинами пришлось по очереди восхищаться ремонтом. Я предпочла поскорее разделаться с этой обязанностью. Мужчины, набив животы, беседовали о делах организации «Ротари»[15].

Ближе к концу вечера, когда мы с Эллисон сидели в гостиной, из кухни донесся ужасный шум. Я поспешила на звук и увидела, что Мари, стоя у раковины, сбрасывает остатки еды в специальное отверстие.

– Сюда можно выкидывать все ненужное, – объяснила Мари, пытаясь перекричать грохот.

Еда отправлялась в мусоропровод. Все гости вели себя так, словно впервые видели такое чудо.

– Но это же не мусор, – сказала я.

Женщины повернулись и, натянув полуулыбки, выжидательно уставились на меня. Зато теперь я могла обосновать свое мнение и не стала упускать такую возможность.

– Я имею в виду, что еду можно оставить… а не выбрасывать.

Мари на секунду замерла.

– Конечно, Рут. – Она явно расстроилась, что ее представление прервали. Затем посмотрела на Эллисон. – Если вы не наелись…

– Нет-нет, мы наелись, – поспешила добавить я. – Все было очень вкусно. И я хотела попросить у вас рецепт шведских фрикаделек, они очень понравились Эллисон.

– Нет, не понравились, – обиженно заныла Эллисон. – Я сказала, что они…

– Еще как понравились! И, Мейбел, у вас получился отличный кекс. Просто я хочу сказать, что остатки можно раздать нуждающимся.

Мне уже приходилось развозить остававшуюся после пышных торжеств еду Бонни и пожилым горожанам. Например, мисс Анне и мисс Мак-Киссак. И, конечно же, Мельбе – она казалась окружающим элегантной, милой старушкой-лютеранкой, вот только изящным манерам научилась, будучи управляющей борделем в Сент-Луисе в 1950-х.

К примеру, после бала изящных искусств я шла на кухню, убалтывала того, кто был там за старшего, упаковывала остатки еды и развозила их тем, кто не мог выйти из дома, чтобы они тоже почувствовали себя частью праздника. Я рассказывала старикам, где была и кого видела. «А вот чем нас угощали, обязательно попробуйте это блюдо, очень вкусно». Мы с Мельбой сидели у нее на кухне, и она гадала мне на обычных игральных картах, раскладывая картину моего будущего на клеенке в желтую клетку.

Я знала, как много эта еда значит для людей, так почему бы не поделиться ею и сейчас? Я принялась собирать остатки, пока никто не успел мне возразить.

– Мари, у вас же есть бумажные тарелки? – спросила я. – Дайте мне те, что получше и покрепче. Отлично! Дорис, передайте, пожалуйста, фольгу.

В конце концов мне принялись помогать все женщины, хотели они того или нет.

И вдруг – вот те на! – моя жареная курица. Почти нетронутая.

– Кажется, курица никому не понравилась.

Я специально съела совсем чуть-чуть, чтобы хватило остальным. Я знала, что курица удалась на славу.

– У нас и так было много еды, – тут же отреагировала Мари.

– Что ж, я придумаю, куда ее пристроить, – так же быстро ответила я, обернув сковороду фольгой.

Мы с Эллисон, словно эстафетная команда, начали носить еду в машину. К нам сразу же присоединились мужчины, ведь они были готовы на все, лишь бы побыстрее оказаться дома. Вскоре все заднее сиденье моего автомобиля было заставлено едой, и мы с Эллисон уехали.

– Минуточку, – обернулась я к дочери. Мы притормозили у почты, и я потянулась к бардачку. В канун Рождества нам пожертвовали столько всего для больных СПИДом, что я начала возить с собой благодарственные открытки с марками и синюю ручку. Одну открытку я даже отправила той ужасной женщине из «Холлмарк».

– Жительницы юга знают, как важны благодарственные открытки, – сказала я Эллисон. – Чью открытку Мари получит первой, того она и пригласит в следующий раз.

В правильно подписанной открытке должна быть отмечена деталь, глядя на которую адресат будет всякий раз вспоминать о тебе.

– Как только я ступила на вашу великолепную лужайку, меня поразил ваш чудесный дом, – произнесла я вслух, выводя эти слова на прислоненной к рулю открытке. Мари стремилась быть лучше всех своих соседей, так что это должно было сработать.

Я хотела было облизать марку, но тут вмешалась Эллисон.

– Нет, дай мне, – попросила она.

– Держи, – сказала я. – Только приклей ее на конверт. Это не просто наклейка, поняла?

– Та-дам! – с гордостью воскликнула Эллисон.

– Молодчина, – сказала я. – А теперь отнеси конверт в почтовый ящик, и мы отвезем еду нуждающимся.

Мы целый час разъезжали по городу, останавливаясь у мотелей, где жили мои ребята, и у домов мисс Энн и Мельбы. Одинокие люди, как правило, совы, а не жаворонки, так что я знала, что мы никого не разбудим. Мы будто решили переиначить игру «Сладость или гадость»[16]: звонили людям в дверь и давали им что-нибудь вкусное.

– Курицу можете не разогревать, – говорила я всем. – Фрикадельки, конечно, чуть подкачали, но кекс непременно спасет положение!

Молодые люди чахли на моих глазах, и я думала, что если буду поддерживать их вес, то у них получится дать смерти фору. Мне надоело наблюдать, как они умирают. Теперь я пыталась помочь им выжить.

Я начала для них готовить. В свой выходной могла настряпать им еды на целую неделю. С моими доходами это было не так-то просто, и мне приходилось подключать всю свою изобретательность. Благо мои кулинарные навыки облегчали эту задачу. У соседа был огромный участок, по площади сравнимый с двором перед домом. Летом он всегда искал, кому бы отдать излишки овощей. Я готовила овощи отдельно или добавляла их в мясной рулет, чтобы он стал больше по объему. Зимой у нас была куча ненужной капусты и брюквы. Сама-то я не большая любительница брюквы, но многие из моих подопечных выросли в деревнях, и этот корнеплод дарил им вкус родного дома. А еще я никогда не проходила мимо персиковых деревьев, усыпанных плодами: вот тебе и готовый пирог. А сколько ежевики я собрала, уж и не помню! О яблоках, которые свисали повсюду с августа до конца зимы, и говорить нечего.

Иногда я ездила за город, в Кольер-Спрингс, – старожилы безгранично верили в питательные свойства дикого кресс-салата, растущего в неглубоких ручьях. Кресс нужно было искать в нескольких футах от свежих источников, чтобы быть уверенной в том, что растение ничем не заражено. При этом мне приходилось быть внимательной – в зарослях кресса любили сворачиваться змеи. Я приносила с собой грабли и сперва вытягивала растение из воды. Так змеи успевали выскользнуть из своего убежища и спрятаться в другом месте, прежде чем я брала охапку травы в руку.

Мой двоюродный брат, живший на Эмити-роуд, занимался скотоводством и звонил мне всякий раз, когда продавал корову.

– Приезжай, милая, – говорил он. – У меня для тебя кое-что есть.

Он разделывал тушу для покупателя, и у него оставались никому ненужные обрезки мяса. А еще я заглядывала в «Мак Клардс» – самый известный барбекю-ресторан в Хот-Спрингсе – и вежливо интересовалась у работников, не осталось ли костей от окороков или мясных обрезков: если везло, у меня выходила огромная кастрюля похлебки с зеленью или даже с фасолью. Достаточно было сварить белую фасоль с большой бедренной костью из «Мак Клардс» и приправить все лавровым листом: блюдо для моих ребят получалось просто волшебное! Иногда обрезков хватало даже на сэндвичи со свининой. И тогда я угощала парней жареным мясом, за которое люди обычно платят немалые деньги.

– Вот, пожалуйста, – говорила я. – Вам даже не пришлось ждать в очереди, пока освободится столик. Мясо с фасолью прибыло к вам само!

Осенью и зимой открывался сезон охоты на оленей, и я с протянутой рукой была тут как