Если герцог решил меня запугать, то зря. Меня таким не проймешь.

– Я же ясно выразился, что не собираюсь обедать. Почему ты ослушалась? Что это еще за самовольство?

– Простите, ньор герцог, но вам необходимо есть, – я говорила так, словно уговаривала капризного ребенка. – И это вкусно. Ньора Ноэлья старалась.

Я опустила поднос на стол и принялась расставлять тарелки.

– Старалась, говоришь?

Абьери оказался за моей спиной так близко, что я почувствовала на шее его дыхание. Сердце забилось быстрее.

– Да, вы только попробуйте. Хотя бы немного.

В душе смешались два совершенно разных чувства. С одной стороны, мне хотелось оправдать надежды Ноэльи, но с другой – почему-то стало важным накормить герцога. Я сама не знала, откуда взялся этот извечный женский инстинкт, заставляющий помочь и обогреть, и даже не хотела об этом задумываться.

– Вот, все готово.

Я обернулась и наткнулась на внимательный взгляд.

– Тебя предупреждали, что я не люблю своеволия прислуги?

Герцог положил ладони на спинку стула, чуть наклонился вперед, и я невольно вздрогнула, ощутив холод призрачной тьмы, которая оказалась совсем рядом.

– Да, ньор герцог. – Мой голос звучал ровно. Я твердо встретила пристальный взгляд.

– И все же ты рискнула навлечь мой гнев. – Абьери говорил так, словно рассуждал сам с собой. – Интересно, почему?

Кто бы мне самой объяснил…

– Вчера вы не ужинали, сегодня почти не притронулись к завтраку, – я заглянула в глубокую синь глаз и добавила: – Если вы не будете есть, то ослабеете.

Герцог еле слышно хмыкнул. А потом резким движением отодвинул стул и сел.

– Что ж, хорошо.

Абьери, не отрывая от меня взгляда, взял с тарелки куриную ножку. А я невольно уставилась на унизанные кольцами пальцы. Странно. Обычно герцог надевал только два – рубиновый символ родовой власти и еще один, с ярким синим сапфиром. А сегодня на его руках переливались четыре камня, среди которых выделялся крупный черный бриллиант.

Я прислушалась к себе. Может, один из этих драгоценных камней и есть тот, что мне нужен? Увы. Сердце молчало.

– Налей перне, – приказал Абьери, и, когда вино доверху заполнило бокал, он, словно невзначай, накрыл мою руку своей. Это прикосновение откликнулось внутри горячей волной, окатило низ живота, опалило щеки.

Я замерла от неожиданности. Только этого не хватало! Неужели герцог принял обычное человеческое сочувствие за что-то другое?

– Простите. – Я осторожно выдернула руку, поставила бутыль и отступила на шаг назад. Не нужны мне знаки внимания. И Абьери не нужен.

В комнате повисла тишина. Тяжелая, горячая. Казалось, еще немного, и в воздухе затрещат электрические разряды. Грудь сдавило, воздух куда-то исчез, и я с трудом вдохнула раскаленную лаву, заменившую собой кислород.

– Можешь убирать, – голос Абьери прозвучал глухо, и мне почему-то стало не по себе. И сердце тоскливо защемило, как будто я была не права.

«Глупости все это. Не нужны мне лишние осложнения, хватит и тех, что есть».

Алессандро Абьери

Алессандро смотрел на стоящую напротив девушку. Он наблюдал за ней с того самого дня, как Алессия поселилась в его доме, видел, как старательно она работает, как внимательно разглядывает все вокруг, как иногда едва заметно улыбается краешками губ, и все еще не мог понять, что таится за этой улыбкой, что скрывают загадочные янтарные глаза. А главное, никак не получалось осознать, почему его так тянет к чужестранке. Что в ней особенного? Красота? В его жизни было немало красивых женщин. Тайна? Да, пожалуй, но кто сказал, что она непременно есть? Может, все дело в том, что Алессия плохо владеет языком и мало общается с окружающими и потому кажется, что она что-то скрывает?

Как говорил его старый учитель Години, у судьбы нет проходных героев. Все, кто входит в нашу жизнь и привлекает внимание, цепляет за живое, обязательно сыграют свою роль. «Какова твоя роль, чужестранка? Что ты принесешь в мою жизнь?»

Алессандро пытался прочесть ответы в янтаре непокорного взгляда, но тот надежно скрывал свои тайны – яркий, мерцающий, удивительно теплый и молчаливый. И магия на девушку не действовала. Любое его заклинание тут же исчезало, словно впитываясь в невидимую ауру Алессии. Раньше он с таким не сталкивался. В самую первую встречу, когда попытался прочитать стоящую перед ним нищенку, его тьма наткнулась на прозрачный контур, защищающий девушку от любых попыток проникнуть в ее память. И это было удивительно. Казалось, что Алессия просто впитывает его силу, растворяя ее без следа. Странный эффект. Он тогда не удержался, первой же ночью зашел в отведенную работнице комнату и попытался снова прочитать прошлое Алессии. Но все его усилия оказались напрасны. Еще и себя чуть не выдал – девушка сумела почувствовать его невидимое присутствие и забеспокоилась.

– Я могу убирать? – с сильным акцентом спросила Алессия, и он молча кивнул, а потом прошел к креслу и сел, наблюдая за тем, как служанка вышла из комнаты с подносом и вскоре вернулась с метелками и тряпками для пыли.

– Вы останетесь? Я не буду мешать?

Он только махнул рукой и взял со стола книгу, делая вид, что собирается читать, но взгляд упорно следил за служанкой, а внутри тлело неясное желание. Хотелось взять ее за руку, потянуть на себя, коснуться губ, распробовать на вкус…

Он так явственно представил, как раздвигает их языком, погружается в манящую теплую глубину, как заглядывает в расплавленный янтарь миндалевидных глаз, что тьма вырвалась из-под контроля и устремилась к девушке, и ему удалось остановить силу в самый последний момент. Мадонна! Едва не забылся…

Нет. Нельзя. Не стоит нарушать собственные правила. Как бы ни была хороша чужестранка, он не собирался с ней спать. Не хватало еще уподобиться отцу, не пропустившему во дворце почти ни одной юбки и наплодившему кучу «наследников».

Абьери резко отвернулся, чтобы избавиться от искушения, и уставился в окно, но янтарные глаза так и не исчезли. Они таинственно мерцали, тревожили душу, манили своей тайной. Не иначе, наваждение.

Он чуть повернул голову и снова посмотрел на девушку. Спокойна, сосредоточенна, работу выполняет ловко и споро, но почему-то кажется, что мыслями она далеко и от этой комнаты, и от уборки, и от него.

Тьма заволновалась. Он ощутил, как она просочилась из глаз, и на какую-то секунду поддался, позволил себе забыться и перестал контролировать силу. Темные щупальца потянулись к девушке, оплели ее шею, поползли к сердцу, и в тот же миг внутри вспыхнуло яркое видение: ночь, две женщины, бредущие по узкой горной дороге, гнущиеся от ветра деревья, полная луна, прячущаяся за их кронами. Что это? Сарития? Похоже на то. Одна из женщин обернулась, и он узнал в ней Алессию. Но что с ее руками? Откуда на них эти окровавленные тряпки? И почему ее спутница идет так тяжело, с трудом переставляя ноги? Судя по одежде, женщина принадлежала к семье небогатых негоциантов. А вот Алессия была в каком-то странном темном балахоне и с распущенными, как у ведьмы, волосами, и даже темнота ночи не могла до конца скрыть их огненную красоту. Взгляд опустился ниже и замер на босых, израненных ногах. Маленькие ступни, изящные тонкие щиколотки, сбитые крошечные пальчики. Внутри вспыхнуло нелепое желание подхватить девушку на руки, прижать к себе, облегчить боль…