Резкое движение Гумера заставило его опомниться. Мадонна! Что он творит? Гумер посмотрел на него с предвкушением, алые глаза загорелись азартом, прикрытая иллюзией морда оскалилась, обнажая огромные клыки, но он уже успел собраться, останавливая своенравную сущность.

– Все готово, ньор герцог, – послышался мелодичный голос, и Абьери очнулся.

Странный все-таки акцент у саритянки. Слишком твердые согласные. Так обычно говорят жители севера.

Взгляд прошелся по высокой груди, спустился ниже, к мягкой округлости бедер, и снова вернулся к лицу. Нет, не похожа она на жительницу соседнего королевства. Совсем не похожа. Еще и глаза эти… В самой глубине под внешней безмятежностью словно беспокойный огонь горит. И манит, манит, манит. Обжигает душу, пронзает ее острым стилетом, заставляет желать…

– Я могу идти?

В голосе служанки проскользнули странные нотки. Она словно бы торопилась сбежать и в то же время хотела остаться. Что это? Игра воображения или он снова стал считывать чужие эмоции? Но ведь это невозможно. Нет, наверное, показалось. Години сказал, что восстановить утерянный дар не получится, он ушел навсегда. Тот проклятый день коронации Филиппа отобрал у него не только отца, но и редкое умение распознавать чужие эмоции, оставив взамен черноту, почти полностью поглотившую душу, да злобного стража, безмолвной тенью вошедшего в его жизнь.

– Ньор герцог? Я могу уйти? – вторгся в его воспоминания мелодичный голос, и он вынырнул из страшных видений прошлого.

– Иди, – в груди вскипела злость. На судьбу, на себя, на девушку, что напомнила о его потере. – Уходи, – махнул он рукой, торопясь избавиться от той, что разбудила слишком горькие надежды.

– Да, ньор герцог, – прозвучал тихий ответ, и Алессия исчезла за дверью так бесшумно, словно была бестелесным духом.

Что-то он расклеился. Надо собраться. Это все Ночь Синего Сартона. Она совсем близко, влияет на его настроение, усиливает эмоции, бередит душу. Мадонна… Не время возвращаться в прошлое. Нужно подготовиться к ритуалу.

Он поднялся и достал из шкафа старый фолиант. Страницы шелестели под рукой, строчки заклинаний загорались огненными буквами, пальцы привычно выплетали сайлесскую вязь. Тьма сгустилась, легла на лицо плотной маской, стянула кожу, но ему было плевать на неудобства. Грядущий ритуал усмирит ее еще на год, загонит глубже, даст ему силы управлять своенравной сущностью. И вот тогда он сумеет разобраться и с Алессией, и с теми странными чувствами, что она пробудила в его душе.

Алессия Пьезе

Я вышла из комнаты и без сил прислонилась к стене. Голова странно кружилась. Не знаю, то ли дорога повлияла, то ли смена климата. В Навере лето было засушливым и жарким, а здесь, в Адуе, в воздухе отчетливо ощущалась влага. И земля выглядела жирной и черной, как после хорошего дождя. Бетти любила дождь. Если мы попадали в непогоду, она никогда не плакала, наоборот – подставляла лицо под падающие с неба капли и весело смеялась, а в ее крупных черных глазах блестели лукавые искорки.

Я прижала руки к груди.

«Ни о чем не переживайте, ньора Алессия, – всплыли в памяти слова ньоры Арелли. – Поезжайте спокойно, я за Беттиной присмотрю. Девочка она смирная, с ней и хлопот никаких, не то что с моим сорванцом».

Святая Лючия, только бы с Беттиной все было хорошо! Как она там одна? За все время странствий я ни разу не оставляла ее у чужих людей так надолго. Бетти всегда была со мной. Когда я работала в траттории, она спала в чуланчике в большой бельевой корзине, и на виноградники я ее брала – привязывала к себе платком, чтобы руки свободными были, или ставила корзину в тень, а сейчас… Нет, умом я все понимала, знала, что не я одна в таком положении. Вот только сердце не успокаивалось, ныло и ныло. А иногда просто заходилось от чувства вины и тоски. Как будто я бросила свою Бетти. Святая Лючия, да будь моя воля, я бы и на секунду с ней не рассталась!

«Не печалься, чарита, – вспомнился сочувствующий голос Козимы. – Это только первое время тяжело, а потом привыкаешь. Зато детки наши сыты-одеты, уж спасибо ньору герцогу, на деньги он не скупится».

Среди служанок, работающих во дворце, было много замужних, но семьи работниц жили за пределами дворца, и навещать их можно было не чаще двух раз в неделю. И всем это казалось нормальным. Странный мир…

Я провела рукой по лбу, убирая выбившиеся волосы, вздохнула и пошла на кухню. Нужно было узнать у Ноэльи, какую работу она собирается мне поручить.

– Бог с тобой, красавица, какую там работу? – всплеснула руками старушка, когда я задала ей этот вопрос. – Не нужно ничего, я с утра уже все убрала. Вот молока попей да и иди отдыхать, ужин у нас в девять, после того как ньор герцог поест.

Она замерла на секунду, задумалась, а потом вскинула на меня взгляд, и в ее глазах блеснул огонек:

– А что, Алессия, поможешь мне хозяина накормить?

– Вы предлагаете мне накрыть на стол?

– И на стол накрыть, и еду подать, – закивала головой ньора Ноэлья. – Из твоих рук он охотнее есть будет, – пояснила она, и на ее губах мелькнула лукавая улыбка.

Вот так и оказалось, что ровно в восемь вечера я стояла рядом со стулом герцога, держа в руках кувшин с вином, и внимательно наблюдала за тем, как Абьери ест. Делал он это неторопливо и изящно, без жадности и лишней суеты. Жесты его были скупыми, четкими, выверенными. Призрачная маска плотно прилегала к лицу. Мне даже показалось, что она натянулась, врезалась в кожу, слилась с ней, причиняя Абьери боль, но герцог выглядел невозмутимым, и я решила, что ошиблась.

Тишину столовой нарушал лишь стук приборов да еле слышный скрип старого буфета.

Я обвела взглядом тонущую в полумраке комнату. Фрески на стенах, изображающие райские сады, были старыми и потрескавшимися. Высокие бронзовые канделябры уныло плакали желтыми восковыми слезами, сквозь узкие окна проникал тусклый свет уходящего дня, а статуя неизвестного святого скорбно застыла в углу. Герцог сидел во главе длинного стола и казался невероятно одиноким. Мне даже почудилось, что его одиночество сродни моему – такое же горькое и безнадежное. Но потом я увидела, каким холодным огнем сверкают синие глаза, и поняла, что ошиблась. Не было между нами ничего общего, и быть не могло.

– Вина.

Абьери поднял бокал. Я аккуратно наполнила его до самых краев и отступила назад. Гумер, растянувшийся рядом со стулом герцога, неотрывно следил за хозяином, но, в отличие от большинства домашних питомцев, еду не выпрашивал. Он вообще вел себя с большим достоинством.

– Садись, – последовал следующий приказ. Вот только прозвучал он на саритийском.

– Простите?

Я оторвала взгляд от Гумера и недоверчиво посмотрела на герцога.

– Сядь, – снова повторил тот, и мне пришлось сесть на указанный им стул. – Возьми скарпатоне.

Я взяла с овального блюда большой, похожий на манго фрукт. Пес поднял голову и уставился прямо мне в глаза. По спине пробежал холодок.