Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очень холодно и ветрено, но светит яркое солнце. После ланча отдыхал. Играл у Белой башни с санками с 3 часов до 5. Урок по естественным наукам с 5 до 6. Обед в 6 часов, а после этого играл до 8 часов. Лег спать вовремя. Чувствовал себя нехорошо.
Четверг, 19 января / 1 февраля 1917:
Весь день в постели, но немного лучше, чем накануне. Мог немного играть и слушать, когда читают.
Суббота, 21 января / 3 февраля 1917:
Лежал в постели. Настроение хорошее, мог играть и разговаривать. Читал вслух, посетители стали главным развлечением дня.
Показ картин, на который все были приглашены, начался в 5 часов.
Воскресенье, 22 января / 4 февраля 1917:
Чувствовал себя лучше, но был чуть более раздражителен. Играл, читал и принимал посетителей. Кино в 5 часов.
Пришел навестить профессор Федоров. Лег в постель в обычное время.
Вторник, 24 января / 6 февраля 1917:
В очень хорошем настроении. Играл и читал весь день. Императрица приходила до и после ланча. Утром сидел в классной комнате, поскольку игровая комната была очень холодной и согрелась только после отопления открытым огнем. Играл с кораблями в морской бой на макете местности. Кинематограф — в 6 часов. Императрица собрала модель старинной деревни. В постель в обычное время.
Четверг, 26 января / 8 февраля 1917:
Совсем не здоров. Лежал почти весь день и слушал чтение вслух „Робинзона Крузо“. Кинематограф — в 6 часов, после которого чувствовал себя очень больным и не смог съесть ужин. В постель в обычное время, самочувствие несколько лучше.
Суббота, 28 января / 10 февраля 1917:
Встал поздно. Несколько лучше, чем вчера, но не разрешено садиться. Ел довольно хорошо и немного играл в течение дня. Императрица поднималась до и после ланча, и также А. А. [Анна Александровна] после ланча. Наблюдал, как они продолжают собирать модели. Ужин в 6. В кровать, как обычно.
Вторник, 31 января / 13 февраля 1917:
Очень болен весь день, едва мог есть, проявлял мало интереса к тому, что происходит вокруг. Под воздействием морфия боль несколько отступала, но был сонным весь день.
Четверг, 2/15 февраля 1917:
Намного лучше, проявлял интерес к книгам и играм. Проходили Императрица и А. А. после ланча, на котором присутствовали профессор Федоров и доктор Боткин, В. Н. Д. [доктор Владимир Николаевич Деревенко], Шура Ал.[74] и Ч. С. Г. В кровать в обычное время.
Суббота, 4/17 февраля 1917:
Встал очень поздно, но чувствовал себя намного лучше. День прошел спокойно. Императрица приходила три раза. В хорошем настроении, ел лучше. Генерал Воейков зашел на несколько минут утром. Доктора навещали, как обычно.
Воскресенье, 5/18 февраля 1917:
День прошел, как обычно; в очень хорошем настроении. Навещался, как обычно, Императорской Семьей. Во время этого слишком возбудился, и вечером был не вполне здоров».
В действительности не все было в порядке в Российском государстве, и, естественно, в его столице, где царили некомпетентность и бюрократическое корыстолюбие, и доверие к центральному правительству сильно упало. Революция была близка, но никто не осмеливался предположить, чем это может обернуться. Гражданские свободы ограничивались, а в армии нарастало недовольство. Зима выдалась суровой, и в Петрограде не хватало топлива и продовольствия. Вскоре накопившаяся усталость и недовольство переросли в стачки, беспорядки и мятежи. В начале января того года британский посол, сэр Джордж Бьюкенен, предупредил Императора о том, что ему следует восстановить доверие народа — формулировка, которая привела Николая Александровича в недоумение. Сэр Бьюкенен заметил также, что главный министр Александр Протопопов (министр внутренних дел и шеф полиции) ответственен за бедственное положение дел в стране. Твердый реакционер, Протопопов пользовался доверием Императрицы, но мало чьим еще. Николай Александрович не прислушался к словам сэра Бьюкенена. Не обращая внимания на бездеятельность своих министров или просто устав от нее, Император решил вернуться обратно в Ставку из «отравленной атмосферы» Петрограда и сделал это 22 февраля/7 марта.
Впоследствии, когда Гиббса спрашивали об Императоре, он рассказывал:
«Я всегда чувствовал, что мир, в общем, никогда не принимал Императора Николай II всерьез, и я часто интересовался почему. Он был человеком, у которого не было низменных качеств. Я думаю, что в основном это можно объяснить тем фактом, что Он выглядел абсолютно не способным внушать страх. Он знал очень хорошо, как сохранить свое достоинство. Никто даже и помыслить не мог, чтобы позволить себе вольности по отношению к Императору. Это была бы неслыханная вещь. Он не ставил себя выше других, но при этом был исполнен спокойствия, самообладания и достоинства. Главное, что Он внушал, — трепет, а не страх. Я думаю, причиной этого были его глаза. Да, я уверен, это были его глаза, настолько прекрасными они были. Нежнейшего синего (голубого) оттенка, они смотрели прямо в лицо. С добрейшим, нежнейшим и любящим выражением. Как можно было чувствовать страх? Глаза его были настолько ясными, что казалось Он открывал вашему взгляду всю свою душу. Душу простую и чистую, которая совершенно не боялась вашего испытующего взгляда. Никто больше не мог так смотреть. В этом было его величайшее обаяние и, в то же время, великая политическая слабость. В битве умение внушать страх порой составляет больше половины победы. И именно этим преимуществом Он не обладал. Если бы Он находился в другом положении, мог выражаться более свободно, говорить и писать то, что думает, как обычный человек, тогда бы Он, вне всякого сомнения, смог приспособиться и найти свою нишу. Но в его положении это было невозможно. Ему приходилось высказываться только в официальном стиле. И, тем не менее, Он мог при случае излагать прямо основные положения своей государственной политики».
Глава VI
Николай Романов
Гиббс тем временем продолжал вести записи о жизни Алексея в Царском Селе:
«Вторник, 7/20 февраля 1917:
Чувствовал себя намного лучше; ел с аппетитом, особенно за ланчем, когда подавали блины. День прошел обыкновенно, как всегда приходили Император и Императрица.
Четверг, 9/22 февраля 1917:
Улучшение продолжается. День, как обычно. Ел очень хорошо, особенно за ланчем, когда подавались блины. Снова немного сидел.
Суббота, 11/24 февраля 1917:
Все еще не мог встать, но чувствовал себя намного лучше, хотя долгое пребывание в постели немного повлияло
