лоб. – Что-то не так?



Вообще-то я так не делаю – не задаю подобных вопросов, но партнер Стасика встретил меня еще хуже, чем говорил по телефону. Вчера с вечера я попросила встретиться в каком-нибудь кафе, где ему будет удобно, выпить кофе, но Игорек решительно отказался и продиктовал свой домашний адрес. К моему приходу он не удосужился ни умыться, ни причесаться, про бритье я уже и не говорю. Он находился в коконе стойкого плотного перегара и демонстрировал мне полное пренебрежение какой бы то ни было личной гигиеной. Спасибо, хоть догадался натянуть джинсы и замызганную белую майку, ибо лицезреть его в дезабилье было бы для меня уже непосильным испытанием.

– Почему враждебно? С чего ты сделала такой вывод?

– Ну извини, если ты всегда такой, то я беру свои слова назад. Просто я не знала.

Наконец-то он смутился, хотя и ненадолго.

Кудрявые светлые волосы, пухлые губы, заспанные голубые глаза. Здоровенный увалень. Если он приведет себя в порядок, будет выглядеть прилично.

– Не я ходила со Стасиком в клуб, и не я скормила ему таблетки, у тебя нет причин видеть во мне врага, – холодно сказала я.

– А зачем ты пришла? Покопаться в наших с ним делах? Зацепиться за что-нибудь, чтобы потом мне душу по молекуле вытягивать?

– Не думаю, чтобы душа состояла из молекул, – съехидничала я.

– Чего ты хочешь? Я друга потерял и партнера вообще-то.

– Да ты что! А я родного брата! Какое совпадение!

Увалень снова смутился, указал жестом мне на кресло перед журнальным столиком. Тяжело рухнул в кресло напротив.

– Ты извини. Я не враждебен, просто переживаю. В таком возрасте как-то не готовишься к смерти сверстника.

– Я не обиделась. И душу из тебя тянуть не буду. Но я очень хочу кое в чем разобраться. Просто понять. Я не уверена, что официальное следствие сделает правильные выводы, поэтому…

– Слушай, Ксения, – замычал Игорек, – у тебя из сумки горлышко газированной минералки торчит.

– Торчит, – согласилась я.

– Можно мне выпить? Я с утра без газиков никак не могу. Запас для себя пива наутро, а ночью его разбил. Теперь вот мучаюсь.

– Давай так. Вода у меня специальная, не везде продается, за ней охотиться надо, и я ее тебе не отдам. Так что договоримся следующим образом. Я сейчас схожу в магазин, который у вас на первом этаже дома, принесу тебе то, что нужно для поправки здоровья. А ты за это время умойся и приведи себя в порядок.

– Спасибо, давай я тебе денег дам.

– Не надо, у меня есть.

Я купила трехсотграммовую бутылку виски, большую холодную колу и свежие круассаны для нас обоих (надеюсь, хоть чай-то у него должен быть!), вернулась и нашла горемыку причесанным, умытым и даже источающим запах зубной пасты. При виде даров он так обрадовался, что мне даже стало его жалко. Почему люди, затевая грандиозную выпивку, не могут побеспокоиться о своем завтрашнем дне заранее? Ведь это же так просто. Сережа Винник, который по молодости любил подналечь на стаканчик, имел этому явлению четкое объяснение.

– Понимаешь, я не могу купить накануне и припрятать то, что мне потребуется утром, – втолковывал он, пытаясь спровадить меня в магазин.

– Но почему? – недоумевала я.

– Если у меня будет утренний запас, то как всякий нормальный русский человек я его выпью еще с вечера.

– А сделать его неприкосновенным нельзя? Ведь это не кому-то, а тебе драгоценному.

– С вечера, представь себе, я размышляю точно так же. Но впоследствии что-то происходит, и этот сценарий оказывается нерабочим.

Видимо, Стасиков партнер был нормальным русским человеком, уничтожал свои утренние запасы ночью. Пока он суетился на кухне, я подумала, что правильно сделала, предложив сходить в магазин. Разговор у нас не клеился, настроены мы были друг к другу не очень, и в итоге у меня бы ничего не получилось, а в другой раз он вообще не стал бы со мной встречаться. Сейчас парень хлопнет виски с колой, ему полегчает, глядишь, разговорится.

Я угадала. Очень скоро у Игорька появился блеск в глазах, он ожил, перестал злиться.

– Я сам все время думаю о том, что могло произойти со Стасом, и ничего не могу понять. Не мог он специально травануться, никак не мог. Он любил жизнь, он себя любил, не было у него причин.

– Ну причина-то как раз была… Я имею в виду юбилей.

– Да, – согласился Игорек, – ситуация вышла нехорошая, сплошное говно получилось.

– А он не успел ничего тебе сказать, прежде чем убежал из дома?

– Да он не убежал, просто ушел. Зашел к себе сначала, взял, видимо, что-то и ушел.

– Так он не видел, кто направил софит?

– Нет, конечно! Никто не видел. Я тебе сейчас объясню.

Игорек допил остатки своего коктейля из стакана, пошел куда-то в глубь квартиры, вернулся с листком бумаги.

– Я тебе набросаю, – сказал он, беря ручку.

По его словам, гости располагались за тремя столиками, квартет расположился неподалеку перед ними, чтобы оставалось место для танцев.

– Главные софиты были расположены так, чтобы были хорошо освещены столики, музыканты и то место, где люди танцевали.

– А в доме горел свет? Неужели во всем доме было темно?

– Ты хорошо представляешь дом отца? Свет горел в кухне, где-то еще там же, на первом этаже. А веранда идет по торцовой части дома, там и свет не горел, и вообще очень удобно…

– В смысле? – не поняла я.

– Ну там же эти вьющиеся растения, – Игорек замешкался, – как их… Плющ или дикий виноград, не знаю.

– Я тоже в них не разбираюсь.

– У нас были легкие переносные софиты, тому, кто это сделал, достаточно было просто повернуть прибор чуть в сторону, и все.

– А чисто физически кто мог это сделать? Неужели все гости толпились в одном месте?

– Мы с Витой сидели за своим столиком, пили виски, ели корзинки с клубникой, очень вкусные. Стас был с нами, мы даже