— После яйлак ноги пойдет офицера.

— В смысле? Пешком, что ли? Старик, ты не перегрелся на солнышке? Мы же с тобой к врагу двинем, нам маневр нужен, скорость, а как я без Гитлера буду носиться по пескам?

— Коля-ака сильный. Но глупый, — спокойно говорил Агинбек, закрепляя на понуром ишаке сумы и вехи, через плечо бросая лейтенанту фразы. — Нельзя шайтан видеть офицера верхом на верблюда. Шайтан думать, офицера идет помощь райцентра. Прятать шайтан, потерять шайтан. Менять планы шайтан.

— Твою ж… Агинбек, ты опять прав! Но как-то рискованно и боязно мне оставаться без своего скакуна. А вдруг нам придется бежать, скрываться, быстро менять позиции? Увязнем в барханах, потеряем фору, а фрицы окружат и кончат нас в капкане. А?

— Капкана не надо. Моя на ишак будет шайтан водить, путать, пугать. Твоя стрелять.

— О-о, как все сложно! Как мне трудно иногда понимать твоя… Тьфу… Тебя, Агинбек, — скривился Николай, трепля волосы. — Но ты опять прав. Значит, сейчас «по коням» и в яйлак, запасаемся водой, отправляем Гугуш за подмогой, Аманжол скачет в аул, а мы с тобой — я пехом, а ты на ишаке — «будем война делать»? Точно?

— Совсем точна, Коля-ака. Шайтан пугать надо. Они страшно, они пугать — совсем плохо они будет. Потом моя-твоя думать будем, поминать будем…

— …Вспоминать, отец?!

— Да-да, чай пить будем, лепешка есть будем, однако побеждать будем.

— Кхе-кхе, вот ты старый лис, Агинбек! Только не говори, что заранее ждал десант и приготовил шайтанам ловушки и капканы. Иначе пишу рапорт и ухожу кочевать по пустыне до конца жизни.

Они засмеялись, хоть и скованно, напряженно, но все же сняли с угрюмых лиц маски печали и страха. И это было правильно — впереди их ждали опасные приключения.

Пустыня Кызылкум, Узбекская ССР, 1 мая 1944 г.

В новой карте офицера НКВД старый Агинбек соображал мало, он более-менее разбирался в своей, дореволюционной, но еще больше полагался на себя, свои знания и память. Бесполезно тыкая в топографические знаки на бумаге, Синцов следил за жестами аксакала, показывающего рукой направления с теми или иными значимыми источниками. Вот там городище термитников, а там обширная площадь зыбучих песков. В ту сторону идти, через час пути можно наткнуться на скальные выходы, а если повернуть вон туда, то встретится небольшой оазис. Где находятся аул, яйлак и солончаки, лейтенант и так знал. Все же уже больше года служил здесь и повидал много чего. Поэтому когда опытный проводник указал очередное направление движения в поисках фрицев-шайтанов, Синцов немного удивился.

— Агинбек-ака, ты уверен? Там солончаки и такыры[41], ровные, как стол, нас видно будет за версту.

— Моя умный, прятать надо, моя-твоя не видно. Шайтан глупый. Шайтан видно далеко.

— То есть мы спрячемся там так, что нас не заметно будет, а врага видно? Так, что ли?

— Ага.

— Старик, я тебе, конечно, полностью доверяю, но, пожалуйста, не промахнись. Время идет, враги не спят, упорно двигаются к цели, опасны и осторожны. А мы пока даже не знаем их задач, не устроили встречу должную, а уже хотим биться и победить. Нам точно туда?

— Ага.

Синцов усмехнулся, смахнул пыль с носа и сухих губ и снова зашагал вслед за аксакалом, восседавшим на ишаке. Выносливое животное двигалось медленно, чуть быстрее человека, но терпеливо переносило все тяготы рейда и послушно исполняло команды хозяина. Идущему за ним офицеру приходилось сложнее — ноги порою вязли в текучем песке, палящее солнце жарило голову, от пота зудела мокрая спина, редкие вихри забивали нос и глаза пылью с гребней барханов. И хотя он шел почти налегке, неся только свою амуницию и оружие, а остальное водрузив на круп ишачка позади старика, двигать пехом становилось все труднее и медленнее. Жажда давно обуревала его, но, внемля совету бывалого аксакала, Синцов терпел до последнего, потом смачивал рот глотком воды и вновь шагал дальше, вдыхая горячий воздух пустыни. Хорошо, что они затарились в яйлаке запасами воды, а потом замаскировали кяриз в основании летнего стойбища, чтобы колодец не достался врагу.

Гугуш, прихватив бурдюк с водой, лепешку из чумизы и записку Синцова, адресованную капитану Делягину, ускакала на Гитлере в восточном направлении, держа путь на райцентр Тамдыбулак. Аманжол на лошади умчался в аул, расположенный в десяти верстах от места ночевки на запад. Двугорбого верблюда оставили на привязи в яйлаке, возле юрты, как и лишние вещи. И теперь двигали навстречу десанту, чтобы уничтожить как можно больше врага с ходу, помотать его по пустыне и навести на аул, где устроить ему засаду и ждать подмогу из райцентра.

* * *

В записке Делягину Николай вкратце описал состав группы диверсантов и примерное вооружение, а также предполагаемый маршрут их движения. Полчаса назад, еще до отъезда из яйлака Гугуш, они с глазастым аксакалом высмотрели темную змейку, переползающую из одной ложбины в другую. В бинокль лейтенант различил в веренице людей, преодолевающих очередной бархан, проводника, одетого на манер местных узбеков, снайпера с винтовкой за спиной и выделявшимся на фоне оружия оптическим прицелом, предполагаемого командира и тяжеловооруженных бойцов: саперов, пулеметчиков и гранатометчиков. Они шли достаточно резво, несмотря на раненого среди них — четверо фрицев тащило носилки с одним из своих товарищей. Почти не останавливались, не рвали установленные дистанции между собой, топали след в след. Ни звуков с их стороны, в пустыне обычно разносящихся на большие расстояния, ни случайных отблесков или сбоев. Все четко и слаженно, будто всю жизнь их сбрасывали во всех пустынях мира для совершения тайных рейдов и террора в тылу противника.

Цепочка фашистов исчезла в распадке между двумя высокими и протяженными барханами. Двадцать семь бойцов насчитал Николай. Взвод фрицев, явно матерых и целеустремленных. И от этого не стало на душе спокойней. Он внес в записку все детали, подписался, помня, что Делягин знает почерк и росписи всех своих участковых. И отдал девушке, приобняв ее и даже поцеловав в висок через ткань чадры. Гугуш кивнула, смущенно опустила глаза и бросилась к Гитлеру. Верблюд стоически выдержал оседлавшую его женщину, удивленно, как показалось Синцову, взглянул на хозяина, но, получив команду человека в форме, покорно понес наездницу в указанном направлении.

* * *

— Сколько Аманжолу нужно времени, чтобы собрать аул и вывести всех до ущелья в Зарафшане? — поинтересовался Синцов, шагая рядом с Агинбеком.

— Полдень управится. Настоящий батыр. Рыть песок носом будет. Успевать будет. Аул пустой будет. Вижу.

Николай облизнул губы сухим языком, потер глаз с попавшей в него песчинкой и натянул на лицо повязку, любезно поданную стариком, чтобы защитить органы дыхания. Теперь со стороны лейтенант НКВД походил на американского ковбоя, мерящего аршинными шагами свое ранчо. По крайней мере, так казалось самому Синцову, с пробуксовкой шагающему по склону, наверное, уже двадцатого холма. Теперь не было надобности прятать увесистый «маузер К96», беспрестанно хватать бинокль для созерцания горизонта, посасывать горлышко фляжки, утоляя неуемную жажду. Организм, долго привыкавший к жизни в пустыне, адаптировался к очередному солнечному деньку и сейчас. «Еще бы мотоциклетные очки для защиты глаз от песка и для уверенности «ППШ» с подсумком дисков!» — подумал Синцов, выравнивая дыхание при тяжелой ходьбе. И только старый мудрый Агинбек, вальяжно восседавший на ишаке, раскачивался в такт его движениям: винтовка через спину, по бокам животного баулы, бурдюк с водой. И спокойное бронзовое лицо.