Он расставил людей вдоль ложбины, мял в руках карту, бросал гневные взгляды на три трупа и одного раненного в плечо солдата. Но по-прежнему ощущал себя загнанным в мышеловку. И тут у него возникла мысль. Не пытаться вычислить этого опытного, судя по всему, одинокого врага, этакого местного мстителя. А ретироваться прочь, продолжив рейд в заданном направлении. Заодно обмануть снайпера хитрым маневром и уничтожить его, пустив вперед авангард-разведку, а арьергардом отбиваясь от нападок дерзкого стрелка. Но оставаться в этой яме под палящим солнцем и терять драгоценное время офицер СС не был намерен.

Он отдал отряду команду выдвигаться, а двум звеньям отделиться от общего подразделения и выполнить поставленные задачи. Вечно кашляющего и мучающегося от тошноты снайпера вместе с пулеметчиком оставил в прикрытии, двух автоматчиков отправил вперед, а сам, выждав пять минут, буравя карту гневным взором, выдвинулся с основной группой между двух холмов по дну ложбинки в юго-западном направлении.

Агинбек погладил цевье винтовки, зачем-то шепнул ей пару ласковых слов и осторожно выглянул из-за пучка саксаула. В левой обойме двурядного магазина «ли-энфилд» оставался последний патрон, правая хранила в себе все пять. Но у мираба не было запасного боекомплекта. Нестандартные патроны калибром 7,7 мм к английской винтовке, древней, как и сам аксакал, являлись не то чтобы редкостью во всей Средней Азии, их вообще трудно было найти в середине XX века. А те жалкие остатки времен басмачества уже заканчивались. Последний раз старик получил несколько магазинов от человека, в обязанности которого, как ни странно, входило изъятие любого вооружения из рук населения и наказание таких контрабандистов. От лейтенанта НКВД Синцова. Тот склад, обнаруженный офицером недавно, пригодился не только ему самому, но и кое-чем он поделился с Агинбеком.

Чем воевать дальше, старик не знал, но и не пугался потерять огневую мощь и свое главное преимущество — маскировку. На трофеи он, как Николай, не надеялся, да и не умел пользоваться немецким оружием. А вот карабин Мосина, оставленный в ауле лейтенантом, не давал покоя аксакалу. Почему-то интуиция подсказывала ему, что скоро эта винтовка станет его собственностью. Тем более, если он поможет офицеру в ликвидации врага. Старым мирабом, за свою жизнь избороздившим пустынные просторы Средней Азии вдоль и поперек, двигали сейчас не гнев к противнику или патриотизм, не чувство самосохранения и не убеждения. Он желал помочь этому военному, доброму душой, простому человеку, и отчасти заработать награду. Не медаль, не грамоту или именной «наган», а более приземленные подарки: провиант, надел земли, скот или новую винтовку с большим запасом патронов. А лучше все сразу.

Старик проследил за жуком-скарабеем, шустро катящим по песку навозный шарик, и прильнул щекой к прикладу. И без того узкий правый глаз превратился в еле заметную щелочку, прибавив мелких складочек и без того сморщенному лицу. Все тело замерло и слилось с барханом, на котором лежало. И только живой песок все время струился под силой ветра с гребня вниз, накапливаясь в распадке и постепенно трансформируя этот холм в другой, чуть подальше.

Фольке уловил сигнал напарника-пулеметчика, высматривающего горизонт, кашлянул и, протяжно выдохнув, высунулся сам. Он сразу прильнул к окуляру оптического прицела, профессиональным взглядом вылавливая среди желтого тона пустыни отдельные элементы, выделяющиеся цветом или размерами: растения, останцы камней или ссохшейся глины, представителей местной фауны. Вот метнулся геккон, убегая от невидимого охотника, струится по песку щитомордник, ползет по склону бархана черепаха, бликуя на солнце матовым панцирем. А вон семенит корсак[44], спешит покинуть территорию, где недавно стреляли. С известняковой глыбы, почти поглощенной кочующим барханом, сыпется золотистый песок, надуваемый легким ветерком. Белеющие на солнце кости верблюда, гладко отшлифованные лучшим и вечным абразивным тандемом — ветром с песком, покоятся уже очень давно. Шевелится на холме клубок перекати-поле, пытаясь взобраться на вершину, кренится черный саксаул, метр в высоту и десять в глубину, у основания которого…

Гитлеровец не успел понять, кто или что темное, бесформенное там находится. Различить в оптику чалму, специально присыпанную сверху желтым песком, и черное пятнышко ствола винтовки он не смог. Выстрел. Пуля пробила левую щеку немецкого снайпера, разорвала внутренности головы и затылок, вырвавшись кроваво-желтым снопом наружу.

Пулеметчик не сразу усек, что произошло — от звука выстрела он струхнул, съежился и, поведя стволом «МГ-34»[45] левее, на облачко сизого дымка над гребнем бархана, вдавил спусковой крючок. Длинная очередь не закрепленного на песке пулемета не попала в цель, которая к тому же успела скрыться. Веер пуль, забирая вверх, вскопал холм фонтанчиками песка. Фашист тут же попятился назад, увлек за собой тяжелое оружие и скатился к основанию бархана с присыпанными песком трупами соотечественников. Его одолел животный страх, чувства своей несостоятельности и одиночества овладели солдатом. Крепкий, сильный, выносливый десантник затрясся и схватился за фляжку со шнапсом, веря, что алкоголь хоть как-то успокоит нервы.

— Опять моя! — шепнул мираб, подобрал утонувшую в песке пустую гильзу, спрятал ее в боковой карман чапана и стал менять позицию.

* * *

Скрадок Синцова, как и учил опытный охотник Агинбек в прошлых ходках по Кызылкуму, был прост и одновременно практичен. В теневой, подветренной плоскости бархана рылась продольная ямка в длину роста взрослого человека, устилалась шкурой или кошмой так, чтобы одна ее часть являлась подстилкой, а другая покрывалом. Потом лежбище засыпалось песком, чтобы не виднелись края, и только затем охотник аккуратно приподнимал верхний покров, залазил внутрь, ложился на живот, поправляя над собой полог, и окончательно заваливал себя сыпучим материалом, которого кругом было в достатке. Час такой лежки позволял непрекращающемуся пустынному ветру сравнять легкие шероховатости скрадка.

Находиться недвижимым в такой теплушке днем в пустыне, все равно что сидеть в костюме химзащиты в сауне — прямые лучи не доставали человека, а только накаляли слой песка над тканью. Жарко, пот застилает глаза, вытираться сложно, ощущаешь себя нагретой консервой. Но среди голых барханов с редкими кустиками полусухой растительности лучшего места лежки не придумать — сайгак, шакал и лис опрометчиво идут прямо на охотника. Да и сумеречными вечерами либо рано поутру солнце не досаждает.

Сейчас же Синцов проклинал песок, попадающий в нос и на губы, за шиворот и в уши, духоту лежбища и фрицев. Ожидая незваных гостей по наводке мираба Агинбека, лейтенант свято верил в успех заградительной операции, в удачу охотника и свои силы. И ждал врага, который вскоре и показался…

Два диверсанта на полусогнутых, то ли от страха, то ли от сложности передвижения по сыпучему рыхлому песку, ногах появились из-за гребня в ста метрах от ожидающего их офицера НКВД. Матовые, с натянутой сеткой каски, серые егерские ботинки, комбинезоны «осень-хаки». У каждого за спиной ранец с верхом из телячьей шкуры, на левом боку саперная лопатка, кобура, висящая почти на животе, граната с длинной рукояткой заткнута за ремень. В руках пистолет-пулемет «МП-40», по бокам на поясном ремне подсумки с магазинами. Типичные паратруперс СС, экипировку и амуницию которых Синцов изучал еще на курсах Высшей школы НКВД. Озлобленные, хладнокровные, матерые десантники ваффен-СС. И именно с ними лейтенанту сейчас придется схлестнуться!