Оставшись один, Куликов впал в состояние какого-то оцепенения. Такого унижения он еще не испытывал в своей жизни. Но он сам был во всем виноват! Зачем он оскорблял ее вчера по телефону? Но как же ему было ее не оскорблять, если эта шлюха спала со всеми подряд! А может быть, она и не изменяет ему? Может быть, это все его домыслы? Он подождет. Когда она вернется к нему, – а ведь она сказала, что она вернется, – он предпримет новую тактику поведения с ней. Она не сможет больше так им манипулировать. Он будет выше этого. Он будет разговаривать с ней насмешливо. Он заставит ее понять, что сильнее ее! Она к нему еще на коленях приползет. А он… вот тогда посмотрим, как он…

Куликов достал из шкафа остаток водки, налил себе полстакана и залпом выпил его. Захотелось еще. Куликов спустился в магазин за новой порцией, но передумал и отправился через дорогу в бар. Там он, устроившись за стойкой, заказал себе текилу. Какие-то две симпатичные девушки примостились рядом с ним. Они о чем-то с ним пытались говорить, смеялись. Но сейчас никто, кроме Сукуровой ему был не нужен. Он односложно отвечал им. Его не покидало чувство, что ему куда-то надо идти. Куликов все время тревожно поглядывал на часы и, когда стрелки стали приближаться к двенадцати, он отрешенно встал и молча удалился. На заплетающихся ногах Куликов ввалился в свою квартиру, быстро разделся, лег на кровать и стал ждать ее прихода.

Стемнело. Сукурова как всегда не спешила появляться, заставляя его помучиться. Временами в его сознании проносились полные сладострастия картины ее соития с Буренковым. Это доставляло Куликову нестерпимую боль. Боль эта, однако, была сродни чесотке. Расчесывать больное место было сладко.

Он очнулся, как обычно, от легкого дуновения. Обнаженная Сукурова шагнула к нему из зеркала. Куликов различил ее бедра, изгиб талии, округлости груди. Она как всегда приложила палец к кубам и шепнула ему не двигаться.

Куликов проснулся около полудня вялый и разбитый. Он скорее машинально посмотрел на дисплей мобильного телефона и увидел большое количество пропущенных вызовов. У него это не вызвало почти никаких эмоций. С трудом поднимаясь с кровати, Куликов испытал головокружение. Вытираясь полотенцем после душа, он с удивлением заметил у себя на груди какие-то кровоподтеки. После чашки черного кофе, – есть ему все равно не хотелось, – он немного пришел в себя и отправился в офис.

Под конец рабочего дня он наткнулся на документ с пометкой руководства «Срочно». Но решение этого вопроса требовало согласования с Якуниным. Помедлив с минуту, Куликов снял трубку и набрал внутренний номер его секретариата.

– Я хотел бы поговорить с Игорем Геннадиевичем, – сказал он его секретарше.

– Игорь Геннадьевич болен, – ответила она.

– А когда я могу с ним переговорить?

– Боюсь, теперь не скоро. У него обширный инфаркт, он в реанимации.

– Из-ви-ни-те, – по слогам произнес Куликов и повесил трубку.

Черт возьми! Инфаркт. Кто бы мог подумать! У такого лося! На нем лес возить можно было! Впрочем, так ему и надо!

Куликов оторвался от документов, когда уже все давно разошлись по домам. В этот момент зазвонил его мобильный. Он снял трубку.

– Привет! Что делаешь? – зазвучал теплый голос Сукуровой.

Она говорила так, как будто и не было вчерашней дикой сцены, как будто она сейчас не изменяла ему с Буренковым и не изменяла ему до этого с его бывшим другом Константином.

Куликов хотел что-то ответить, но от волнения не мог вымолвить ни слова.

– Мне надо бежать: Буренков зовет. Ладно, не грусти там. Послезавтра приеду, – сказала она и повесила трубку.

При упоминании ею Буренкова у Куликова возникло ощущение, что кто-то повернул некий секретный тумблер в его голове. И его, казалось, пришедшее в относительное состояние покоя сознание снова всколыхнулось и забурлило. Значит, она все-таки любит его! Она вернется к нему! Наверное, ей надоел этот старый козел. Но какая она шлюха! Спит с одним, звонит другому! А может она просто нимфоманка? Куликов возбужденно заходил из угла в угол. Минуту назад он собирался еще посидеть с документами, но теперь об этом можно было забыть. Все его мысли были о ней. Он надел пиджак и отправился домой.

Оказавшись в их квартире, он тоже никак не мог найти себе места. Все здесь напоминало ему о ней. Особенно его сводил с ума витающий в воздухе аромат ее духов. И зачем только эта тварь ему позвонила? Голова его разламывалась на части от напряжения. Куликову захотелось водки, и он спустился в магазин.

Когда в небольшом полуподвальном помещении Куликов стоял в очереди в кассу, кто-то хлопнул его по плечу. Он обернулся. На него приветливо смотрел его Сэнсэй по карате Петрович, проживавший неподалеку. Это был среднего роста коренастый человек неопределенного возраста с восточным типом лица. За долгие годы тренировок у Куликова сложились с ним дружеские отношения.

– Здоро́во, Серега! Что тренировки забросил? – спросил он.

– Здоро́во, Петрович. Времени, знаешь, все нет, – вяло ответил Куликов.

– Времени, говоришь, нет? – и Сэнсэй весело кивнул на бутылку водки.

– Это? Да я вообще-то… – стушевался Куликов.

– Вообще-то, ты раньше совсем не употреблял, я помню.

– Да я и сейчас только…

– Ты очень плохо выглядишь. Болеешь, что ли?

– Здоров я.

– Какой «здоров»? Сэнсэя не проведешь. Что с тобой такое?

Они расплатились за покупки и вышли на улицу.

– А ты вообще-то как сюда попал? – спросил Петрович.

– Я здесь живу теперь.

– Квартиру приобрел? Лариса рада, наверное, в центр переехать?

Куликов открыл бутылку и сделал два больших глотка прямо из горлышка. Водка сразу же дала о себе знать. Он немного расслабился и сказал:

– Да нет больше никакой Ларисы. Я здесь с другой живу. Хочешь, заглянем ко мне? Ее все равно дома нет.

Петрович с удивлением посмотрел на своего ученика. Они зашли в квартиру, и Куликов, предлагая выпить, достал стаканы.

– Ты что, Серега, я водки не пью. Дай лучше поесть что-нибудь.

– Ну ладно, а я выпью, – сказал Куликов и отправил себе в рот четверть стакана.

– А поесть?

– Поесть ничего нет. Она не любит готовить.

– Пойдем к зеркалу, – неожиданно сказал Петрович.

– Зачем тебе зеркало далось? – спросил пьянеющий Куликов.

– Пойдем, пойдем.

Они встали перед зеркалом, и Сэнсэй сказал:

– Смотри. На себя смотри!

Удивительно, как же он до этого не замечал произошедших с ним перемен! На него смотрел изможденного вида человек в измятом костюме и несвежей рубашке. Больные глаза его беспокойно смотрели из темных глазниц.

– Как ты дошел до такой жизни, Серега? – спросил Петрович.