Шрифт:
Интервал:
Закладка:
а семья в дому не поняла
чи корова, чи бык перед ней?
И к столу зовут его: «Смелей!»
А на ужин у них уха
из карасей, ивасей… Потроха
затряслись у гостя, он вскипел,
вылил на пол уху и скорей
из страшного дома вон!
Бежал и бубнил: «Это сон!»
И домчался до Ильмень-реки,
там сидят, рыбачат рыбаки:
то плотва попадётся, то карась.
Увидали Ивася, кричат: «Залазь
поскорее в наше ведро!»
Глядь Ивась, там рыбы полно,
задыхается она и бьёт хвостом.
– Не о том мечтал я, не о том! —
схватил наш герой то ведро,
прямо в реку выплеснул его.
И поплыли караси по реке.
Взбеленились рыбаки, айда ко мне:
так и так «Иванна, твой Ивась
нам житья не даёт, эка мразь!
Унеси его отсель на небеси,
где гуляют толсты караси,
жирными боками трясут,
разговоры ни о чём свои ведут.»
Я вздохнула глубоко и поняла:
зря с небес Ивася содрала,
то гордыня была не его,
моя душенька вселилась в него!
Как же быть? Да надо б душу изымать
и свою гордыню усмирять.
Но что станет тогда с Ивасём,
как же будет он с пустою душой:
куда пойдёт, зачем и что поймёт,
может, кинет кого или убьёт?
Так я думала долго, год-другой.
И решила: надо жить уже самой!
Вылезла из Ивася я и ушла.
Села, Азбуку пишу, а сама
наблюдаю: как там мой карась?
Рыбаки кричат: «Иванна, слазь,
уходи из сказки, пошла вон!»
Всё, ушла! Ивась пошёл домой.
И ведь дом придумал он себе:
в топком иле сидит на дне
да глазами пустыми глядит:
не пройдёт ли мимо бандит?
Тут пришёл бы ему конец,
да захотел покушать молодец.
И додумался ведь покинуть дом:
вылез, по дороженьке побрёл.
А дорога деревенская узка,
прёт лошадка на него! Глаза
рыбьи округлились до небес,
и воскликнул Ивась: «Мне трындец!»
Но протянулась до него рука
и схватила молодого едока —
это дед Ходок-туда-сюда
пригласил в телегу паренька.
И карась смекнул, сообразил:
разговоры длинны заводил
о жизни той в заоблачных мирах,
где караси-иваси в облаках
на землю глядят свысока:
дескать, боги мы, такие дела!
Разозлился дедок Ходок,
слез с телеги, Ивася поволок
прям в торговые ряды, туда
где в продаже караси да плотва.
Кинул рыбину на лавку и бегом,
прыг в свою тележищу. «Пошёл! —
дёрнул за уздечку коня. —
Видно, бес попутал меня!»
Огляделся карась Ивась
и сказал дохлой рыбе: «Ну, здрасть!»
Не услышали его караси,
в ряд лежат, в зрачках застыло: «Спаси!»
Растолкать Ивась пытался друзей.
– Ишь ты, выискался тут добродей! —
продавец отпихнул Ивася. —
На убой отправлю; жирный, как свинья!
Заплохело божьей твари, спрыгнул он
и до дома нового ползком!
Как дополз запыхавшись, упал,
в ил зарылся, отлежался, встал
и о небушке вспомнил своём:
– Как же мне вернуться домой?
Ох, пытался он прыгать и летать!
Но важну тушу где там оторвать
от земли, от матери сырой.
Зарылась рыбина в песок с головой
и сидела там тридцать три дня,
море сине вспоминала, где плотва,
караси, иваси живут,
плавают да песенки поют.
Захотелось и ему туда:
– В море братья мои, в море, да!
И нырнул Ивась в Ильмень реку
да пошёл на хвосте по дну,
добрался до устья реки,
глотнул солёной воды
и поплёлся искать своих
хвостатых, таких родных!
Но куда там! Ведь он ростом с мужика,
убегает от него плотва,
караси в друзья не идут,
а иваси в холодных водах живут.
Тут взмолился карась Ивась:
– Тётя Инна, с детской Азбуки слазь
и верни меня, пожалуйста, домой!
Ручку бросила я: «Чёрт с тобой!»
Да как дуну в небо! Бог вздохнул,
он мой замысел сразу смекнул:
и посыпались с небес караси,
прямо в море бултыхались их хвосты,
а размером каждый с мужика,
плавники – могучая рука.
Они застлали море собой!
Что мне делать с такою горой?
И решила всё пустить на самотёк,
коль сожрут акулы их, знать, срок истёк!
Но не тут то было, подплыла
к ним поближе морская свинья
и зовёт за собой на бережок:
– Айда бока прогреем, там песок!
И пошли караси-иваси
косяком по суше, а хвосты
закрыли собою весь брег!
В ужасе крестился человек,
чайки плакали: «Сожрут нашу жратву
эти твари, мир идёт ко дну!»
Ан нет, не угадали, мир стоял
и по швам нисколько не трещал,
только рыбой пропахло вокруг.
Вон смотри, и наш шагает друг
карась Ивась впереди.
Он здесь видел всё уже, за ним иди!
Вот дошли они до центра земли,
до скрипучей деревенской двери.
А что было дальше, не скажу,
лишь на руках, на пальцах покажу.
И до ярмарки тоже добрались,
с торгашами рыбы расквитались.
Стал тут думать уездный люд:
как разбойников изжить иль обмануть?
И зовут они на помощь мужика
деревенского Ивана Большака.
Но Большак, он вовсе не гора,
а всего лишь как три мужика.
Потёр Иван лобище и смекнул:
длинны сети рыбацки развернул
и накинул их на карасей.
Свистнул мужикам, а те быстрей
волокут их к центру земли,
к царской размалёванной двери.
Выходил царь на злато крыльцо,
чесал пузо, в ус дул, тёр чело
и решил, что скот нельзя терять,
приказал их в армию отдать.
Ай, как шили мундиры сорок дней
швеи, мамки, няньки! И взашей
гоняли ребят-пострелят,
приходили те глазеть на солдат.
Вот истёк срок: сто дней, сто ночей.
Не узнать карасей-ивасей,
бравые ребята, на подбор,
сабли востры, головной убор,
под шеломами морды блестят,
порубить желают всех подряд!
«Мы готовы сечь, рубить!» Царю
вложить бы в голову умище суму,
а не толстые, смешные калачи
(предупреждали ведь его врачи).
А теперь… глазища рыбьи глядят
выстроившись в бесконечный ряд
и готовы искромсать весь народ.
Ещё минуты две и вперёд!
В ужасе зовёт царь Большака,
но пока Иван ходил туда-сюда,
потоптало наше войско народ
и уже до Германии прёт!
А в Германии кричат: «Эх, пора
звать богатыря Большака!»
Скорописную грамотку пишут
да почтового голубя кличут,
и по ветру письмо пускают,
мол, голубка дорожку знает.
И пока голубка шла туда-сюда,
на Руси стояла тишина,
да весёлый рассудком народ,
нарожал