– А он никуда не съезжал, здесь жил.

– Вы ему кто? – не выдержала я.

– Жена.

– Кто?! – подскочила я.

– Жена, – по-прежнему без следовскорби повторила она, – вернее, теперь, наверное, следует говорить«вдова».

В моей голове мигом всплыло название оперетты«Веселая вдова». Не похоже, чтобы эта вдова убивалась по безвременно ушедшемумужу.

– Можно мне к вам подъехать?

– Пожалуйста, весь день собираюсь тутубираться, столько грязи, – зачастила она, – ну просто свинюшник,мужики дико неаккуратные, чистые свиньи.

Я невольно покосилась на кресло, в которомвалялся измятый Вовкин костюм.

– Адрес подскажите, я забыла.

– Бульвар Карпенко, двенадцать, –бодро сообщила бабенка.

Следующее удивление я испытала, когда онаоткрыла мне дверь. На пороге стояла полная блондинка с простовато-хитрым лицом.На вид тетке было лет тридцать пять. Впрочем, может, это теща Игоря?

– Здравствуйте, – вежливо улыбнуласья, – мне бы поговорить со вдовой Грачева, позовите ее, пожалуйста!

– Это я, – без всяких признаков скорбив голосе заявила баба, – Зосей меня звать, да проходите, не стесняйтесь.Уж извините, я только уборку начала.

Я прошла в маленькую, действительно оченьгрязную кухонку, села на табуретку и решила приступить к допросу.

– Простите, я не знала, что Игорь былженат, примите мои соболезнования. Уж извините, если скажу бестактность, но уГрачева имелась любимая девушка, Ната… Вам, наверное, неприятно такое слышать.

Зося засмеялась.

– Мне однофигственно, с кем он жил.

– Да? – совсем растерялась я. –А вы давно женаты?

– Третий год, – совершенно спокойнозаявила Зося.

– Вам, простите, сколько лет?

– Тридцать восемь, – сообщила она и,нагло засмеявшись, добавила: – Любовь у нас была жуткая, а что касаетсявозраста, так он не помеха счастью. Кстати, вы тоже не девочка, значит, Игорешабыл этот, как его… ну… забыла, слово такое… геронтофоб!

– Геронтофил, – машинально поправилая и мгновенно рассердилась: – При чем тут это?

– Небось спал с вами, – подмигнуламне Зося, – да не стесняйтесь, сама люблю молодых, чего со старымипердунами делать, только кефир пить!

На мгновение я онемела, но потом пришла в себяи с негодованием заявила:

– Вы с ума сошли!

– Чего тогда заявилась? – отбриламеня Зося, переходя на «ты».

– Я ищу убийцу Игоря!

Она стала серьезной.

– Из милиции? Покажи документы.

Я вытащила из сумочки паспорт и протянула ей.

– Ну и что? – удивилась та. – Ументов удостоверение есть.

Понимая, что Зося, как жена, должна в деталяхзнать об окружении мужа, я вздохнула.

– Послушайте, пожалуйста. У меня естьлучший друг, Володя Костин…

Через десять минут она уточнила:

– Значит, ты просто ищешь ту бабу спистолетом?

– Да.

– Это не я.

– На тебя я и не подумала. Девушка,бежавшая к метро, была худенькой, а… ты…

– …весишь под сто кило, – засмеяласьЗося.

– Извини.

– Я не обижаюсь, – продолжалавеселиться та, – чем больше хорошего человека, тем лучше. Только помочьтебе не смогу.

– Почему?

– Не знаю никого.

– Игорь никогда не приводил домой друзей?

– Понятия не имею, я не жила тут.

Ощущая себя полной идиоткой, япоинтересовалась:

– Как же так? Муж здесь, а ты где?

Зося вытащила пачку «Парламента».

– Ты никак не врубишься. Дело-тожитейское, фиктивный брак был. Никто обо мне не знал, а теперь получается, чтокак вдова, прописанная на одной жилплощади с покойным мужем, я получаю внаследство эту квартиренку. На такое я и не рассчитывала. Ладно, – кривоулыбнулась Зося, – дело было так.

Зося приехала в Москву из Западной Украины, аточнее, из Львова. Очень красивое место: старинные здания, узкие улочки… Ноработы нет, цены на продукты такие, что при одном взгляде на витрины пропадаетаппетит. Да еще Зося, несмотря на свое католическое имя, является православной,в ее семье говорят только на русском языке, «ридну мову» не освоили, а жителизападных областей Украины после обретения независимости демонстративноотворачиваются, заслышав «язык москалей». Да еще в паспорте, в графе«национальность», у Зоси записано: «русская».

Откушав полной ложкой того, что на языке газетназывается «притеснением по национальному признаку», Зосенька решила наплеватьна незалежную Украину и подалась в Москву. В отличие от очень многих украинок,которые вынуждены зарабатывать себе на пропитание, торгуя овощами или выходя напанель, Зося твердо знала: она в столице России не пропадет, а все потому, чтоимеет в руках отличную профессию парикмахера. Причем Зося была мастером от богаи могла из трех волосинок соорудить на голове шикарную прическу. Так что наперрон Киевского вокзала она сошла с самыми радужными надеждами. Во Львовеостались мама и десятилетний сын, которых Зося обещала, устроившись, тожеперевезти в Москву. А еще она ухитрилась пронести через таможню все своисбережения, около пяти тысяч долларов. Соседка по лестничной клетке, разбитнаяГаля, ездившая в Россию на заработки, уверяла, что за эти деньги можно в Москвекупить квартиру где-нибудь на окраине.

Месяца Зосе хватило, чтобы понять: жить вМоскве намного хуже, чем во Львове. Хозяева салонов, увидав, как она ловкоуправляется с ножницами и расческой, мигом соглашались оформить Зосю на работу,но как только из ее сумочки появлялся на свет украинский паспорт, приветливыеулыбки стекали с лиц и следовал категоричный отказ. Наличие регистрации неимело никакого значения. Москвичи предпочитали иметь дело только со своими.Квартиру за пять тысяч долларов было не купить, пришлось снимать комнату.Хорошо хоть хозяйка попалась замечательная, веселая девушка лет двадцати поимени Маша. Однажды, когда Зося, придя домой, разрыдалась от отчаянья, Машапогладила ее по голове и сказала:

– Знаешь, кажется, я могу тебе помочь.

– Каким образом? – всхлипнула Зося.