Мы с Лиззи уехали в колледж через несколько минут. Нас буквально выставили за дверь. Диана клюнула нас обеих в щеки и, отделавшись срочными делами, ушла в дом. Элизабет недоуменно смотрела то на перевязанную синей лентой коробку с шоколадным тортом, то на закрытую дверь огромного дома.

— Итак, — задумчиво сказала она, — мы едем в пансион.

— Именно, — подтвердила я.

— Тебе не кажется, что мои родители чего-то недоговаривают? — поправила она ленту на коробке. — И что самое неприятное, делают это вдвоем.

Я рассмеялась глухо и немного нервно, а потом ответила:

— Что ты, Лиззи, как такое возможно?

— И ты туда же, — печально вздохнула подруга, и мы уселись в автомобиль.

Водитель отъехал от резных ворот особняка Холдов, оставляя резиденцию маршала и его семьи вместе с их тайнами и недомолвками далеко позади. Элизабет что-то недовольно бурчала себе под нос, я смотрела на изящный профиль подруги и ловила себя на странной мысли.

До конца нашего обучения оставалось полгода, и эти полгода — последние месяцы нашей с Лиззи свободы, если бы понятие «свобода» можно было к нам применить.

Время летело неумолимо. Зима теряла позиции, впрочем, разве можно было назвать зимой это недоразумение? Дождь, ветер, серое небо, да цветущие розы в саду колледжа.

Весна пришла незаметно. Как-то утром мы вышли на улицу ради очередной пробежки, подняли глаза и увидели ясное синее небо без единого облачка.

До получения нами дипломов оставалось несколько недель. До представления ко двору императора и того меньше.

Все эти месяцы я ждала звонков от родителей. Каждый вечер приходила в приемную директрисы и гипнотизировала телефон, на который изредка звонили воспитанницам пансионата, но не мне.

И уверенность, что это молчание не беспричинно, крепла день ото дня.

Ужин давно закончился, я сидела в высоком кресле секретаря и листала толстую книгу. Надо сказать, весьма и весьма увлекательную, пусть и написанную сухим языком. Это был «Свод имперских законов».

— Всё сидишь? — заглянула в приемную Лиззи и покосилась на пустой стол секретаря.

Госпожа Эмилия без опаски оставляла меня в кабинете одну и даже позволяла пользоваться её креслом. Полагаю, жалела.

— Сижу, — подтвердила я.

— Мама передала нам каталоги.

Я выгнула бровь.

— В качестве исключения. Администрация знает, что мы приглашены на Весенний бал. Но я пришла не за тем, чтобы срочно приступить к разглядыванию моделей. Там телеграмма. Для тебя.

Я вскочила на ноги. Талмуд свалился с колен.

— Спокойно, она здесь, — рассмеялась подруга и протянула мне вожделенный клочок бумаги.

«Я поступил в столичную военную академию. Маршал обещал, что весной решится вопрос с запретом на выезд. Люблю тебя. Ральф»

Ни строчки о родителях, ни слова о Рэндольфе, с которым они были неразлучны с самого рождения. И напоминание о просьбе к Александру, которую вложил в мою голову старший Холд.

— Алиана, что с тобой, тебе плохо?! — взволнованно вскрикнула Элизабет.

— Нет, — покачала я головой.

Плохо мне не было с самой зимы, с обморока в вишневой гостиной особняка Холдов. Я даже физической культурой эти полгода занималась наравне со всеми. Госпожа Клаус была крайне довольна мной и моими успехами.

— Ты читала? — глазами показала я на лист бумаги в моих руках.

— Взглянула, — кивнула Лиззи. — Твой брат скоро приедет в столицу, и вы сможете встретиться! Разве это не здорово?

— Очень здорово, — подтвердила я. — Просто великолепно! — счастливо улыбнулась.

Почти так же великолепно, как манипуляция мною господином Холдом. Мне не оставалось никакой возможности избежать беседы с Александром. Впрочем, у меня не было выбора и до телеграммы Ральфа. Скорая встреча с братом была лишь еще одним доводом в пользу идеи маршала.

Меня собирались использовать, не нужно быть гением, чтобы это понять.

И пусть. Если это поможет моей семье.

Но поможет ли?

— Думаю, звонка можно уже не ждать, — я подняла книгу с пола и вернула её, откуда взяла — на стеллаж справа от стола секретаря.

— Что это ты читаешь? — удивилась подруга. — Я думала это библиотечная книга.

Сердце сжалось от неприятной мысли. С тех самых пор, как я приехала в столицу, вся моя жизнь проходит под непрестанным наблюдением Холдов. С кем дружу, с кем говорю, и даже то, что я читаю, всё известно Лиззи.

Элизабет Холд.

— Из библиотеки, конечно, — я лукаво подмигнула подруге. — Завтра верну, а сейчас пойдем лучше выбирать платья! Мне нужно предстать на балу в лучшем виде. Вряд ли император прислушается к словам оборванки.

— Это точно, — хихикнула Лиззи.

Холод сковал сердце. Она не удивилась моим словам, как будто знала о прошении к императору.

Только я ничего ей не говорила.

— А как же кабинет? — нахмурилась Лиззи, бросая быстрый взгляд на поставленную мной книгу.

— А мы захлопнем дверь, — я подхватила её под руку и быстро вывела из кабинета.

— Ты какая-то загадочная сегодня, — потерла лоб подруга.

— Это весна, — доверительно шепнула ей я. — Женщина я или кто, в конце концов. Осенью мне исполнится двадцать, а я еще ни разу не целовалась! Непорядок.

— И правда, — покачала головой подруга. — И я в общем-то тоже.

— Вот на балу мы это досадное упущение и исправим, — я задвигала бровями.

Лиззи резко остановилась и взволнованно посмотрела на меня.

— Не шути с этим, Ана, — растерянно пробормотала она.

— Почему? — удивилась я.

Лиззи опустила глаза, а потом сказала:

— Ты ведь Холд. Это непозволительно.

Я была уверена, что эта причина была придумана ей только что, но ответила:

— Ладно, но помечтать то ведь можно.

— Не стоит, — тихо заметила Элизабет, неуловимо напомнив отца и брата одновременно.

— Как скажешь, — я беспечно пожала плечами.

— Вот найдет тебе папа жениха, и мечтай на здоровье, — вновь вернулась подруга к шутливому тону. — А пока не надо. Еще ошибешься, и случайно начнешь о моем женихе мечтать. Как мы тогда будем дружить дальше?

— А в твоих словах и впрямь есть рациональное зерно, — серьезно согласилась я. — Договорились!

Вопрос о нашей дружбе, будущей и настоящей, похоже, волновал не только меня.

За три дня до императорского бала госпожа Диана прислала за нами с Элизабет автомобиль. Весна окончательно вступила в свои права. Всё вокруг цвело яркими красками. Померанцы, плотными рядами посаженные вдоль дорог, умопомрачительно пахли. Птицы горланили о любви, а я смотрела в окно и пила вот уже третью таблетку обезболивающего. Хорошо, догадалась попросить их с собой в медицинском кабинете. Жаль только, они не помогали.