– И почему все так не любят пылюгу? – вздохнула Ксения. – Вот, например, мой начальник шутит, что когда под рукой нет принадлежностей для письма, пыль способна заменить бумагу, так как на ней можно просто пальцем записать номер нужного телефона!

– А что, этот нужный номер нельзя сразу внести в память своего сотового? – делано-простодушно поинтересовалась Тамара.

– А если его нет под рукой? – стояла на своём Ксения.

– Если его нет под рукой, – парировала Томик, – то откуда тогда нужный номер появился?

– Сказал кто-то при личной встрече или позвонили по стационарному.

– Ну и выдумщица вы, Ксения! – улыбнулась девушка.

– Это не я, а мой шеф.

– Пусть будет шеф, – не стала спорить Тамара и принялась за работу.

Ксения решила не сидеть сложа руки и стала ей помогать. Тома одарила её суровым взглядом, но против помощи возражать не стала, только пробурчала себе под нос:

– Ох, и влетит же мне от мамы.

– Не парься, – ответила Ксения, – она же ничего не узнает.

– «Надежда юношей питает».

– Какие в наше время образованные горничные, – невольно улыбнулась Ксения. – Ломоносова знают. Только в оригинале «Оды на восшествие на всероссийский престол Её Величества, государыни императрицы Елисаветы Петровны…»

– Знаю, знаю, – перебила её Тамара, – у Михаила Ломоносова:

– Я же говорю, что горничные сейчас научены не только пылюгу вытирать.

– Только никто нам за нашу образованность не приплачивает, – вздохнула Тамара.

– Это точно. А мне впору Глинку цитировать.

– Глинку? – переспросила Тамара. – Я думала, что он композитор.

– Ты имеешь в виду Михаила Ивановича Глинку. А я о другом Глинке, – вздохнула Ксения.

– А, вспомнила! – захлопала в ладоши Томик. – Был еще поэт Фёдор Николаевич Глинка! Он романс написал «Вот мчится тройка удалая…».

– Точно! Его стихи положил на музыку Алексей Николаевич Верстовский. Но я думала о другом Глинке.

– Я, кажется, больше никого не знаю, – растерянно посмотрела на неё Тамара.

– Глеб Глинка. Он, к сожалению, не так известен, как того заслуживает. Даже не установлено точно, где он родился, в Москве или в Симбирске. Зато скончался в США.

– Давно?

– В 1989 году.

– Прошлый век.

– Прошлый…

– И чего он тебе вспомнился?

– У него в стихотворении есть такие строки:

– Грустно, – вздохнула девушка и предположила: – Ему, наверное, было несладко в эмиграции.

– Чего не знаю, того не знаю, – призналась Ксения.

– Во всяком случае его понять можно. А ты чего загрустила? Тебе до склона лет ещё далече.

– Хочется надеяться. Но что-то взгрустнулось. Может же человеку просто стать грустно?

– Просто не может, – уверенно заявила Тамара и вдруг, лукаво сверкнув глазами, спросила: – Знаешь, что мой батюшка говорит?

– Представления не имею, какую очередную мудрость изрёк Глеб Лазаревич, – не слишком учтиво по отношению к управляющему фыркнула Ксения.

Тамара, не обидевшись за отца, хихикнула:

– Батюшка говорит, что «даром и чирей не вскочит. Сначала почесать надо».

– Тоже нашёлся второй Козьма Прутков, – хмыкнула Ксения, подумав при этом про себя: «А ведь Ганин прав, есть у неё причина для печали. Но Тамаре знать об этом вовсе не обязательно». Вместо того чтобы открыть Тамаре причину своего печального настроения, она осторожно спросила: – Томик! А у тебя с Рудольфом роман?

– С ума сошла! – отозвалась та, испуганно понизив голос. – Какой у меня может быть роман с Рудольфом, если он любовник вашей тётки?!

– Тётки? – недоумённо спросила Ксения.

– Вот именно! Только тсс! – Тамара приложила палец к губам.

– По-моему, этого не может быть, – недоверчиво проговорила Ксения. – Он ей в сыновья годится!

– Почему же не может? Очень даже может! Ваша тётя – женщина в самом соку! И ей для удовлетворения её потребностей нужен именно молодой мужчина.

Ксения застыла на месте, всё ещё не в силах переварить услышанное.

– А роман у меня, если хочешь знать, с садовником Сашкой. Только он на грани краха, – вздохнула Томик.

– Кто, Сашка?

– Да нет же! – отмахнулась девушка. – Мой роман с ним!

– Это ещё почему? – не поняла Ксения.

– Потому что я хочу, чтобы он учился.

– А он?

– А он хочет, как его дед, всю жизнь на земле горбатиться.

– Почему сразу горбатиться, – решила заступиться Ксения за молодого симпатичного садовника.

– Потому! – сказала Тамара и всем своим видом дала понять, что больше на эту тему разговаривать не желает.

Но Ксения не удержалась и предостерегла девушку:

– Томик, любовь потерять легко. А найти или вернуть очень сложно. Я бы на твоём месте не торопилась давать Саше отставку.

– Я и не тороплюсь, – вздохнула Тамара.

– Том! Я тебе хочу кое-что сказать, но пообещай, что никому не скажешь?

– Обещаю, – ответила девушка.

– Представляешь, Рудольф дал мне понять, что я ему нравлюсь.

– Да вы что?! – Тамара округлила глаза. – Вы уверены?

Ксения кивнула.

– Может, вы его не так поняли?

– Так.

– Ну, я не знаю, – задумчиво протянула Тамара, – может, у него разлад с вашей тётей произошёл? То-то я смотрю, Ада Константиновна перестала его с собой на фирму брать.

– А что, тётя на фирму ездит?

– А куда же ещё? Скорее всего Лихолетов решил за двумя зайцами погнаться. Небось подумал, что тётка вам своё добро завещает, вот и подсуетился.

– Значит, ты не веришь в большую чистую любовь? – усмехнулась Ксения.

– Со стороны Лихолетова? – Тамара покачала головой. – Нет, не верю.

– Но согласись, что рассчитывать на то, что мне достанется тётино наследство, глупо.

– Не скажите. Нотариус приезжал же зачем-то.

– Мало ли зачем он мог приезжать! Мы с тётей практически чужие люди. Да если она и задумает сделать меня своей наследницей, то это может произойти очень не скоро. Ведь она сама молодая здоровая женщина.