– Тебе, наверное, домой пора.

– Куда домой? В Оханск?..

– К Лизе.

– Ага, после того, как Никиту посадили? Я думала, она меня убьет… Нет, к ней я не пойду.

– А куда пойдешь?

– Не знаю, – скорбно развела она руками.

– Могу предложить камеру в изоляторе. Тем более что, по большому счету, ты ее заслужила.

– Можно и камеру, – обреченно вздохнула Лада.

– А может, она здесь переночует? – предложил Пляцков. – Диван есть, подушка и одеяло есть.

Вообще-то Богдан сам собирался заночевать в кабинете. Время уже позднее, к тому же Шумов еще задержит, машина в ремонте, а идти пешком далеко, аж на улицу Красных Коммунаров, что разреза́ла город по центру и отделяла Советский район от Юбилейного. Хозяина квартиры посадили на восемь лет за бытовое убийство, приватизировать он ее не успел, поэтому ее передали в фонд УВД как служебную. Отсидит ответственный квартиросъемщик – и получит свою квартиру обратно, а пока там будет жить Городовой. Можно, конечно, перевести жилье в собственность, но делать этого он не станет. Тот, кто защищает закон, не должен им пренебрегать. Может, кто-то считает по-другому, но у Богдана свое мнение на этот счет. И совесть он еще не растерял на жизненных кочках.

Далеко ему идти, к тому же квартира не очень уютная, если не сказать жестче. Ремонт там надо делать, выкидывать весь хлам и завозить мебель. На новую обстановку денег нет, но можно взять подержанную мебель в комиссионном или через частные объявления купить. Только неохота этим заниматься, да и времени нет. К тому же через семь лет придется со всем этим расставаться.

А в кабинете у него есть все для автономного существования – мыльно-рыльные принадлежности, полотенца, чистое постельное и сменное белье. Спортивный костюм опять же, тапочки… И еще пачка печенья в тумбочке. Чай согрел – вот тебе и ужин. Утром проснулся, размялся, побрился, а на работу идти не надо, потому что ты уже здесь…

Но не выгонять же Ладу. Может, она и дура, но все-таки человек. Да и очень соблазнительная штучка к тому же.

– Ну сегодня переночует, – пожал плечами Богдан. – А завтра?

– Утро вечера мудренее.

– Ну да, а вечер утра пьянее…

И безрассуднее, мысленно добавил он.

– Пойду гляну, где Шумов, – посмотрев на часы, сказал Эдик и вышел из кабинета.

– Крутой красавчик, да?

– Ты что, ревнуешь? – удивленно и с игривой насмешкой повела бровью Лада.

– Нет.

– А мне кажется, ревнуешь.

– Тебе кажется…

– А если я скажу, что ты мне больше нравишься? – кокетливым движением руки пригладила она волосы.

– Тогда я скажу, что ты мне тоже нравишься… – бесстрастно и сухо сказал он.

– Ты мне нравишься больше, чем Эдик, – приманивая взглядом, улыбнулась она.

– Я этому рад.

– Только радости я не вижу, – слегка озадачилась Лада.

– Мы с тобой разные люди. И наши карты не ложатся рядом. Не вижу я их вместе.

– А я вижу.

– А я – нет, – отрезал он.

Увы, но Лада из тех женщин, которые во всем ищут выгоду. Богдан ей нужен сейчас, потому что ей грозит статья за соучастие в убийстве как подстрекателю. Наверняка она думает, что Богдан может помочь ей избежать наказания, потому и напрашивается на близкие отношения.

Тюрьма Ладе не грозит. Под стражу ее не возьмут, а самый максимум, который может назначить ей суд, – это условный срок. И то, если прокурор будет на этом очень настаивать. Но это вряд ли. Ведь она же не заставляла Улехова избить ее мужа. Во всяком случае, Полосов так не говорит…

Впрочем, ситуация может измениться. Улехова рано или поздно задержат, и он может сказать, что Лада требовала от него расправиться с Вадимом Ивченко. Тогда ей придется туго. И Городовому придется воздействовать на Улехова, чтобы выпутать ее из этой истории. А это, увы, не в его принципах…

Нет, не может он воспользоваться этой ситуацией. Так что пусть Лада отдыхает без него.

Богдан положил на диван белье, одеяло, подушку и вышел из кабинета. Он надеялся, что Шумов его отпустит, но нет, ему вместе с Пляцковым пришлось ехать по адресу, где проживали родители Улехова. Эдик рвался в бой, но, увы, задерживать никого не пришлось. Лаврика дома у родителей не было.

Маевка на природе – милое дело. Когда-то революционеры отправлялись на пленэр, чтобы обсудить свои дела. А Лев Радилов собрал своих пацанов, чтобы решить важную проблему. Солнце ярко светит, ручей весело журчит, шашлыки на мангалах румянятся, Лаврик стоит на коленях, умоляя о пощаде.

– Лев, ты не так все понял! – простонал он, с мольбой и отчаянием глядя на него.

– Я все понял как надо.

Это он просил Настю, чтобы она развела Лаврика на откровенный разговор. Она же сама и предложила ему сдать бригадный арсенал в обмен на ментовскую милость. Дескать, они могут осудить его за убийство в состоянии аффекта, а это до пяти лет лишения свободы. С учетом большой услуги и этот максимальный срок могут срезать наполовину. В общем, сбитый с толку Лаврик согласился, что это для него вариант. А он знал, где находится тайник. Вернее, думал, что знал. Арсенал уже в другом, более надежном месте. Радилов лично об этом позаботился. Только он теперь знает, где что находится.

– Настя сама сказала!..

Лев ударил его ногой в живот.

– Ты предать нас хотел! Ты сказал, что сдашь нас! А менты тебе за это скидку сделают… Было? Было! А какого хера ты на бабу все валишь? Настя ему сказала!..

Лев знал, что говорила Настя. Он вчера провел с ней целую ночь. Только как-то не очень весело прошло это время. Настя совсем перестала возбуждать его своим телом и ласками. Да и другие бабы как-то не очень вдохновляли… Чего-то не хватало ему, чтобы ощутить всю радость половой жизни. Какая-то некачественная смазка в его механизме. Это его тревожило и злило. Может, потому и хотелось убить Лаврика. Хотя, конечно, покончить с ним он должен был по другой причине.

– Гадом буду, сам не понял, что сказал! Лев, прости меня!

Радилов снова ударил предателя, а когда тот распластался по земле, поставил ему на спину колено, обвил шею удавкой и стал душить. Он знал, как это делается: в армии его учили опытные спецы. Но живого человека он душил впервые, да и удавка из бельевой веревки, а не из гитарной струны, как надо. Веревка не так плотно прилегает к шее, не так хорошо затягивается… В общем, быстро задушить Лаврика не удалось.

Зато руки у Радилова не дрожали. Затягивая удавку на шее, он испытывал приятное волнение, все его естество вибрировало в сладостном возбуждении. А когда Лаврик дернул ногой в последний раз и навечно затих, он зашелся в диком восторге, сравнимом лишь с оргазмом здорового самца после нескольких лет воздержания. Радилову даже показалось, что в штанах у него стало мокро…