— Теперь все пропало, я должен начинать работу сызнова, все труды были напрасны! Вы заперли дверь? — неожиданно спросил он Фрица.

— Ну конечно, — я только что передал вам ключ.

— Разумеется, разумеется… Ах, Фриц, это был страшный удар для меня! Вы смотрите с недоумением, вы не можете понять, как это я горюю из-за нескольких разбитых сосудов… Но если б вы знали!.. Однако, пойдемте, посмотрим, как выглядит там, внутри!

Они направились к лаборатории.

— Какое это счастье, — сказал по дороге Томазиус, — что ни Ганна, ни моя Эльза ничего не заметили! А то, вдобавок ко всему, мне пришлось бы выслушивать теперь женский визг и отвечать на расспросы! Вы, Фриц, — разумный человек, вы обладаете присутствием духа, делаете, что надо делать, и не задаете лишних вопросов.

Войдя в лабораторию, аптекарь стал осматривать следы разрушения. Фриц Гедерих огляделся: лаборатория эта ничем не отличалась от других; он заметил лишь несколько старых фолиантов, один из которых был заперт тяжелой цепью. С помощью бакалавра аптекарь привел в порядок разбросанные предметы.

— Какое счастье, — сказал он, — что огонь не повредил моих книг и рукописей! Нет такого несчастья, которое не могло бы быть еще большим. Теперь здесь больше нечего делать, — придется опять начинать сначала! Пойдемте!

Выйдя за дверь, господин Томазиус еще раз остановился и стал говорить, держа своего помощника за пуговицу камзола и вращая ее в обе стороны:

— Так как несчастный случай сделал вас до некоторой степени моим поверенным, то я расскажу вам сегодня вечером или, лучше, завтра утром, над чем я здесь работал и какие мои надежды теперь рухнули!.. Впрочем, я забыл, кажется, вас поблагодарить… Делаю это теперь. С сегодняшнего дня я буду платить вам на три гульдена больше за квар-тал; кроме того, даю вам разрешение уходить из дому после шести часов вечера два раза в неделю.

То, что господин Томазиус сообщил на следующий день своему помощнику, было, так сказать, тайной всего городка. Не только обитатели Львиной аптеки, но и жители всего Финкенбурга знали, что Томазиус тратит большие деньги на открытие тинктуры, при помощи которой можно было бы превращать обыкновенные металлы в благородные, но, так как сам он избегал говорить о своих работах и всем было известно, что он терпеть не может никаких расспросов, то в его присутствии тема эта никогда не затрагивалась.

— Видите ли, Фриц, — сказал аптекарь своему помощнику, когда они сидели вдвоем в потайной лаборатории, окна которой были уже починены стекольщиком, — дело не столько в добыче золота, — у меня, слава Богу, достаточно добра, чтобы дать богатое приданое Эльзе, — нет, дело в самом изобретении. Никто ведь не станет спорить, что существует такая тинктура или, вернее, две: одна — белая, производящая серебро, другая — красная, производящая золото…

Фриц утвердительно кивнул головой.

— Епископ Альберт Магнус, великий Роджер Бэкон Английский, а также Теофраст Бомбаст Парацельсий знали эту тинктуру и оставили указания относительно ее изготовления. К сожалению, однако, указания эти настолько темны, что только люди, находящиеся под влиянием известных созвездий, способны постичь смысл сокровенных формул. Не знаю, принадлежу ли я к числу этих избранных…

Господин Томазиус опустил голову на грудь и молчал некоторое время.

— Когда я был юношей вроде вас, — продолжал он, — мне пришлось много бродить по свету. Побывал я и в Вене, где алхимия процветает как нигде; многие императоры осыпали большими почестями тамошних адептов этой науки. Мне самому посчастливилось почти год быть учеником знаменитого мейстера Рихтгаузера, которому император Фердинанд пожаловал титул графа Хаосского. Это был один из тех, что родились под счастливой звездой! Я видел собственными глазами, как он вынимал из своего плавильного тигеля золото, да, чистое золото!.. Многому научился я у мейстера Рихтгаузера, но самой сути дела, великой тайны своей он мне не открыл. Я должен был вскоре покинуть Вену, так как отец мой уходил тогда на покой и передавал мне аптеку. Однако кое-кому другому удалось-таки проникнуть в тайну мейстера Рихтгаузера, и вот это-то обстоятельство и не дает мне покоя.

Господин Томазиус отпер шкаф, достал оттуда золотую монету и показал ее бакалавру. Это был дукат чистейшего золота, снабженный следующей надписью: «Искусством Венцеля Зейлера обращен я в золото из свинца».

Фриц Гедерих удивленно смотрел то на монету, то на аптекаря, который кивнул головой и продолжал грустным голосом:

— Я знал этого Венцеля Зейлера! Он служил помощником у Рихтгаузера, но был глуп и косолап, — годился разве лишь только в пожарные сторожа… И все же он узнал великую тайну. А я мучаюсь столько лет, и всякий раз, когда я бываю на волос от открытия, случается какое-нибудь несчастье! Однажды все шло как нельзя лучше, и микстура уже переливалась пурпуром, как вдруг в порыве радости я роняю сосуд на пол! В другой раз сажа попала в колбу, а вчера, — ну, да вы знаете, что произошло вчера!.. Теперь опять начну сызнова и уже завтра утром поеду в Аммерштадт сделать необходимые закупки. А вы, Фриц, будете отныне моим помощником и в этой работе. Я научу вас всему, что мне известно о великой тайне, чтобы после моей смерти не пропало достигнутое с таким трудом, чтобы кто-нибудь мог продолжать мое дело… Быть может, вы окажетесь счастливее меня и откроете тайну!.. Составлялся ли когда-нибудь ваш гороскоп? Нет? Вы должны позаботиться об этом, как только представится случай, ибо, как я уже сказал, многое зависит от воздействия планет на адепта. Ну, теперь вы знаете мой секрет, будьте же благоразумны и не болтайте лишнего! А главное — ни слова магистру, — он способен обратить в стихи всю эту историю!

Фриц Гедерих обещал молчать, как рыба.

— Итак, завтра я еду в Аммерштадт, — закончил аптекарь. — Смотрите, как следует, за аптекой! Я просил уже магистра заглядывать по временам в домашние дела. Идите теперь работать!

На другой день рано утром небольшая коляска остановилась перед аптекой Золотого Льва. Из двери вышел господин Томазиус, провожаемый всеми домочадцами. Он поцеловал дочь, пожал остальным руки и сел в коляску, после чего еще раз обратился к остающимся с наставлением внимательно следить за всем в доме. Лошади тронулись по направлению к городским воротам.

Как только коляска аптекаря скрылась за углом, магистр вырос на два вершка: он почувствовал себя хозяином дома!

— Я отправлюсь теперь в лицей, — сказал он с миной полководца старой Ганне, — а по возвращении домой надеюсь застать все в надлежащем порядке. Вы же, юнгфер Эльза, сделайте мне одолжение, не смотрите