А я-то думала, он обрадуется. Что ж, пожалуй, мне действительно нужно поумерить альтруизм.

Когда мы выбираемся на дорогу, на небе уже светится тонкий рогалик месяца. Все вокруг залито сумеречной синевой. Я встаю у обочины и поднимаю руку.

В соцсетях Изи как-то писал, что голосовать большим пальцем — слишком киношно. Гораздо лучше просто поднять руку и повернуть ее ладонью к водителю. Открытая пятерня — знак доверия.

Проносится одна машина, следом вторая, обе не останавливаются. Больше никто в нужную мне сторону не едет.

У Изи есть стратегия. Она называется «посылать сигнал». Ты просто стоишь, ждешь и думаешь: «Ну ты-то точно остановишься. Давай, друг, не подведи. Я рассчитываю на тебя» — и все такое. Ты не обращаешься ни к кому конкретному, просто крутишь в голове эти мысли, и, как утверждает Изи, через минуту-другую какой-нибудь добрый самаритянин выбирает тебя своим попутчиком.

«Давай, друг, не подведи», — посылаю я сигнал. В синеве вспыхивают два апельсина — оранжевые фары. Машина сбавляет ход, проезжает чуть дальше и останавливается. Я догоняю ее, открываю переднюю дверь и вежливо спрашиваю у парня, сидящего за рулем:

— До Питера не подбросите? Электричка сломалась.

— Запрыгивай! — Парень сверкает белозубой улыбкой.

Он похож на иностранца, хотя в речи не слышится акцента. Черные кудри дыбятся над смуглым лбом, розовая футболка вся в дырах, а на руках кожаные браслеты. Его усадить бы на булыжную мостовую в каком-нибудь европейском городке, сунуть гитару и метнуть под ноги шляпу — от туристок отбоя не будет. Даже если играть не умеет.

— Можно я сяду назад? — уточняю я.

Мы с сатиром точно не поместимся на переднем сиденье.

— Прости, никак. — Парень качает головой, и волосы-пружинки задорно прыгают из стороны в сторону. — Там дрыхнет мой друг. Да и болтать удобнее с тем, кто сидит рядом.

Я кидаю взгляд на заднее сиденье: там и правда кто-то лежит, с головой укрывшись пиджаком. Осторожно кошусь на рогатого, спрашивая глазами: «Ну, что делать будем?» Сатир превращается в дым — сердце у меня екает — и влетает в салон автомобиля. С облегчением выдохнув, я залезаю следом, пристегиваюсь и захлопываю дверцу. Машина срывается с места.

— Малыш, — сдавленно окликает сатир, — с прискорбием сообщаю, что твои опасения насчет маньяка подтвердились.

Я оборачиваюсь, и меня словно обливают ледяной водой. Рядом с рогатым сидит Клим. В руке у него кинжал, и кончик лезвия смотрит прямо сатиру в глаз. Почти упирается в зрачок. Если машина подпрыгнет на ухабе или просто вильнет… Нет, я не хочу об этом думать.

Почему сатир не превращается в дым и не улетает? Неужели ради меня? «Альтруизм — самый короткий путь на кладбище».

— А твой источник не обманул, — говорит Клим водителю. — И девчонка, и тварь оказались на шоссе. По-прежнему не хочешь со мной ничем поделиться?

— Слушай, амиго, мы же договаривались. С меня инфа, с тебя ноль вопросов. Если источник узнает, что я его выдал, больше не выйдет на связь.

— Понимаю. А теперь, малыш, — Клим поворачивается ко мне, — ты расскажешь нам правду. Кто ты и откуда взялась? А иначе чучело твоего приятеля украсит мой кабинет. Как ты там говорил? — Он с тонкой улыбкой смотрит на сатира. — Кровь, кишки, рок-н-ролл?

— Нет, что ты. Мир, дружба, жвачка — вот мои предпочтения. — Даже в такой ситуации рогатый не может удержаться от шутки.

— Меня зовут Агриппина, — выпаливаю я, пока сатир не ляпнул еще что-нибудь и не разозлил короля. — Я приехала из поселка Краськово. Только вчера. И вообще не знаю, что тут происходит. Это правда.

— Не знаешь, — повторяет Клим, покручивая кинжал так, чтобы свет играл на лезвии. — Негоже врать пиковому королю. Хосе, — обращается он к водителю, — а давай остановимся ненадолго? Всего на пару минут. Мне хватит.

Я замечаю, что король не моргает. Сейчас он похож на суперреалистичную куклу или андроида из фантастического фильма. На что-то неживое, имитирующее человека. Замерший взгляд смотрит сквозь меня.

— Нет, Клим, — твердо отвечает Хосе. — Давай действовать по плану. Приедем в штаб, Венечка на нее глянет, а там уж… если что… — Он заминается.

— Ну да, ну да. Согласен. — Клим подавляет зевок. — Пытки всегда идут на десерт. Нельзя с них начинать, иначе испортишь аппетит.

Он прячет кинжал, откидывается назад и накрывается пиджаком.

Я разрываюсь между страхом и желанием дернуть руль, отправив машину в кювет.

Мелкая дрожь заставляет пальцы танцевать, по спине струйка за струйкой катится холодный пот. Нет гарантии, что Хосе не успеет перехватить мою руку или не двинет локтем в нос. Но я не хочу, чтобы мы с сатиром достались Климу на десерт. Приподнимаю правую руку, кошусь на водителя и ловлю встречный взгляд. Опускаю ладонь на колено.

— Значит, эм-м, вы пики, — выдавливаю я.

— А говорила, ничего не знаешь, — замечает Хосе.

Клим молчит. Решил подремать перед пытками, чтобы быть бодрым и полным сил? Я нарочно повышаю голос:

— Ну кое-что я слышала. Совсем немного. — Слова еле пролезают наружу и странно дребезжат, будто посуда в лавке, где гуляет слон. — Есть четыре масти. Трефы и бубны убивают людей. А вы, как и червы, уничтожаете нечисть. Но при чем тут…

— Воу-воу, стоп. — Хосе качает головой. — Ты только что сравнила нас с червами? С этими девочками-припевочками?

Даже в сумраке видно, как багровеют его скулы. Разозлился, что ли?

— Я не…

— Видать, ты реально ничего не знаешь.

— Ну а я что говорю! — восклицаю я и украдкой оглядываюсь.

Клим по-прежнему укрыт пиджаком. Спит он или нет — не так уж и важно. Главное, что убрал нож. Сатиру пора действовать, и сейчас самый подходящий момент. Что ж он застыл, как статуя с острова Пасхи? Я пытаюсь глазами послать знак: «Двинь Климу под дых или между ног!» Не представляю, как мои кривлянья выглядят со стороны, но рогатый догадывается, к чему я клоню.

Сохраняя полную неподвижность, он вздыхает и говорит:

— Солоно у вас тут. Почем нынче хлористый натрий, не разорились столько сыпать?

О чем это он? Я приглядываюсь и замечаю, что сзади все усеяно белым порошком. Крупицы на сиденье, и внизу, и на меховых «штанах» сатира. Всюду. Даже в черной избе не было столько соли.

Так вот в чем дело — рогатый угодил в ловушку. Наверное, «белая смерть» не только блокирует его магическую силу, но и не дает пошевелиться. А я и думаю, чего он сидит как истукан!