— И в чем же тут великий замысел? — спрашивает Клим. — Смерть задумала избавиться от одной из мастей? И пошла таким сложным путем? Решила подложить бомбу замедленного действия?

— Нам неведома логика Смерти, но она есть. И еще… — Венечка замолкает. — Знаю, это прозвучит странно, но с проклятием Агриппины что-то не так.

— Пф! Что может быть не так с проклятием? — саркастично произносит пиковый король.

— Я ощущаю его очень слабо. Волны похожи на вулканический песок. Сухие, шершавые. Будто они исходят от… не от живого человека. Я должен был сказать вам, хотя сам не понимаю, что это значит.

Оторвав лицо от коленей, я вижу, что Венечка озадаченно смотрит на меня. Хосе и Клим — тоже.

Я не знаю, как относиться к услышанному. Слишком много информации! Мозг просто не справляется: жует, жует, а проглотить не может.

Пиковый король берет кружку, пригубливает чай и опускается на табуретку. Покопавшись в карманах пиджака, вытаскивает свиток и медальон. Свиток кидает мне, а медальон — Венечке.

— Подарок от Азы, — поясняет Хосе, усаживаясь на стол. — Ты уж читай вслух, Грипп. Интересно же.

Я нетерпеливо разворачиваю свиток. Внутри меня все ликует: наконец-то, наконец-то! Прочистив горло, произношу:

Клим кашляет, поперхнувшись чаем.

— О боже. — Пиковый король отставляет чашку. — У Смерти крыша поехала? Или она питает особые чувства к этой девчонке? Что за испытания такие? — Он страдальчески кривит брови.

— Да-а. — Хосе подмигивает мне. — Везет тебе. Я получил помощника только после третьего задания. А в первом свитке знаешь что было? Видела Климову трость? Она на самом деле моя. Я ее из музея стырил — такое выпало испытание. А у Клима вообще огонь: пережить клиническую…

— Хватит трепаться, — раздраженно обрывает король и поворачивается ко мне. — Ну давай. Признавайся в любви. Любому из нас. — При тусклом свете кухонного абажура его глаза кажутся влажными чернильными пятнами: прикоснешься — испачкаешься, да так, что будет не оттереть.

Я смотрю на Клима, затем на Хосе и перевожу взгляд на Венечку. Он стаскивает парик и становится похож на ребенка. Непоседливого малыша, перепачканного черничным вареньем. Щекастенькая мордашка, тонкая шея, золотистый пушок на круглой лопоухой голове. Венечка крутит в руках медальон, хлопает глазами и выглядит невероятно трогательно и беззащитно. То что надо.

Я набираю воздух и, стараясь сохранить серьезность, выдыхаю:

— Я люблю тебя, Веня.

Сказать это чудику в булавочной кольчуге — проще простого. Климу — язык бы не повернулся, а Хосе… если честно, он слишком симпатичный. Я бы сгорела от стыда, признавшись ему в любви. Пусть даже не всерьез.

Сердце наполняется предвкушением, словно пузырьками газировки. Третье задание выполнено, и я озираюсь по сторонам в поисках нового свитка. Клим, соскочив с табуретки, мерит кухню шагами и заглядывает во все закутки. Хосе присоединяется к королю, но я уже чувствую: пики ничего не найдут, даже если перевернут вверх дном всю квартиру. Свитка тут нет.

— Почему задание не появилось? — Клим произносит то, что вертится у меня на языке.

Венечка поглаживает пальцем подарок Азы.

— Может, это связано с медальоном? — предполагает он.

— Ну так вскрой его. — По голосу слышно: пиковый король едва сдерживает раздражение. — Если он не опасен.

Венечка отстегивает одну из булавок и тыкает острием в отверстие медальона. Раздается тихий щелчок, створки раскрываются, и на колени пиковой дамы падает локон. Он небольшой, пепельного оттенка и перехвачен с двух концов зелеными тесемками.

— Волосы. — Клим склоняется над локоном и раздумчиво качает головой. — Аза подарила Агриппине волосы.

— Ну хоть не вырванные зубы, — замечает Хосе.

— И какой в этом смысл? — Король двумя пальцами подцепляет прядку.

Венечка пожимает плечами, а я отмалчиваюсь. В мозгу не всплывает ни одного предположения.

— О! У меня идея! — Хосе замирает посреди кухни, и в его глазах вспыхивают искорки озарения. — Не про клок волос, фиг с ним. Про признание! Мне кажется, оно не сработало, потому что было фальшивым. Грипп ведь не любит Венечку. — Он бросает на меня укоризненный взгляд, будто не любить Венечку — преступление века. — Как сказала бы моя бабуля, «не говори “те амо”, если готовишь динамо». Ты должна признаться тому, кого на самом деле любишь.

— Думаю, Хосе прав, — поддерживает Венечка.

Во рту становится сухо, а к щекам приливает кровь. Три парня смотрят на меня в упор, и я должна вывалить им правду. Сказать, что никогда и ни к кому не испытывала таких чувств. Что запретила себе влюбляться. Что заколотила сердце досками, как отец — окна моей комнаты.

— Я не…

И тут меня осеняет. Любовь же бывает разная и не обязательно подразумевает романтику. Вот Лизку, например, я очень любила. По-настоящему.

— Дайте зарядку, мне надо позвонить. — Достаю мобильник, чтобы показать разъем, и поясняю: — Это для дела. Как мне еще признаться в любви? По голубиной почте?

Клим уходит и скоро возвращается со шнуром.

— Напомню, что твой рогатый друг все еще у нас в заложниках. Если скажешь что-то не то… — Откинув полу пиджака, король демонстрирует чехол с кинжалом.

— Да-да, ты сделаешь из сатира чучело. — Я отмахиваюсь (достали угрозы!) и включаю телефон.

Мобильник тотчас начинает дико вибрировать, принимая потоки уведомлений. Пропущенные вызовы, эсэмэски, сообщения в мессенджерах — все от Крис. Последним приходит истеричный капслочный ор: «ГДЕ ТЫ???? ЗВОНЮ В ПЛЦИЮ». Недолго думая, я нажимаю вызов. Проходит секунда, не дольше, и мачеха гаркает в ухо:

— Грипп!

— Привет, — выдавливаю я.

— Где ты? Что с тобой? Родион…

— Он тут ни при чем. У меня просто сел телефон.

— Где ты? — Больше всего, похоже, Крис волнует мое местоположение.

— В гостях. У друзей, — быстро отвечаю я. — Мы только зашли, а до этого гуляли. Прости.

Крис шумно выдыхает.

— Я тут чуть не рехнулась. — Она переходит на утробное рычание. — Носилась по городу, искала тебя. Щас сижу на Невском в кафе и гуглю поисковые отряды. Руки дрожат, ноги не держат. Пришлось у какого-то деда стрельнуть корвалол. Позвонила знакомому менту, он едет ко мне, чтобы помочь. А ты… А ты, значит, с друзьями! — Голос резко взлетает и штопором вкручивается мне в мозг.