— Кабана завтра затравим, — уговаривал граф, — а после, дня через два, егеря оленя выгонят, поедем на оленя!

— Нет-нет, граф, никак, никак такое невозможно, дела заставляют сегодня до вечера же отъехать, — с видимым сожалением говорил кавалер.

— До вечера? — с сожалением спрашивал граф.

— Чтобы дотемна быть у себя, — разводил Волков руками.

— Но я могу рассчитывать, что увижу вас у себя в гостях, может, на следующей неделе? Или хоть через две?

— Для меня то будет большая честь, граф, большая честь. Но о том мы договоримся после.

Поле этого Волков ушел от заметно расстроенного графа. Он шел по длинному балкону, спускался по лестницам и думал. Думал он о графе и Брунхильде, о себе и о деле, что затевал. И ничего придумать не мог, понимал только, что запутывается все больше.

От этих раздумий его отвлек брат Семион, он встретил кавалера внизу, во дворе, у коновязи.

— Господин, как хорошо, что я нашел вас, — обрадовался монах, — а не то пришлось бы искать ваш шатер. Хотя ваш шатер так знаменит, что найти его было бы легко.

— Мой шатер знаменит? — мрачно спросил Волков, уставившись на монаха. — И чем же?

— Да помилуйте, все только и говорят, что о вашем шатре. Да и о вас.

— Обо мне говорят? И что говорят? — Волков остановился и уставился на брата Семиона, ожидая ответа.

— Так и говорят, что шатер ваш раскошен и что этот шатер вы то ли украли, то ли отняли у какого-то знаменитого рыцаря.

— Украл? Я взял его с боем!

— Я-то это знаю, но люди не все готовы верить в это, а еще говорят про ваш доспех. Говорят, что даже у графа такого нет. И что своих людей вы привели, заплатив им, что это не ваши люди и что случись нужда, так они при вас не будут.

— А еще что? — спросил кавалер, у него и так настроение было нерадостным, а тут такие приятные слухи до него дошли.

— И все судачат о графе и госпоже Брунхильде.

— Ну, что говорят?

— Говорят, что вы ее специально графу подсунули, чтобы вскружить ему голову.

Волков усмехнулся. Может, сплетники были и недалеки от истины. Он еще и сам, правда, не решил, насколько они были недалеки.

— Говорят, что граф не танцевал лет двадцать уже, — продолжал монах, — а вчера так он на три или четыре танца с ней выходил. А еще говорят, что два молодых господина повздорили из-за госпожи Брунхильды, из-за очереди на танец с нею.

Тут Волков поглядел на него скорее удивленно. Да, он не сомневался, что Брунхильда прекрасна. Уж ему бы этого не знать, он-то видел ее во всей красе. Но чтобы ее успех был так очевиден и ярок… Чтобы до ссор из-за танца! Ведь на балу были и другие красивые и молодые дамы. Он отметил для себя двух как минимум. И, не обращая внимания на все еще что-то говорившего монаха, он машинально полез в кошель и достал из него маленький красивый флакон. Оглядел и его. Ничего удивительно, резной флакон из чистого белого стекла, в таких флаконах дамы носят благовония. Может, все дело в этом… Неужто Агнес и вправду так искусна?

— А что это, господин? — спросил брат Семион, заметив флакон.

— Ничего, — ответил кавалер и спрятал флакон. — Пошли, в бальной зале ставят столы, надо позавтракать.

— Господин, — сразу стал серьезен монах, — после завтрака нужно нам с вами ехать в Мален без промедления.

— Зачем еще? — удивился кавалер.

— Епископ на заре уже туда отъехал, нам за ним надо спешить.

Волков смотрел на него, не понимая, к чему ему ехать в Мален да еще и торопиться, и тот пояснял:

— Деньги, господин, деньги ждут нас. Две тысячи двести талеров, что обещал нам епископ на кирху. Нужно забрать их, пока старик не передумал, или не забыл, или, прости Господи, не умер. Куй железо, пока горячо!

Монах был прав, никакой бал и никакой турнир не стоил двух тысяч двухсот талеров.

— Да, — сказал Волков, подумав, — да, поедем немедля, как только поедим.

Но не довелось им позавтракать. Едва повернулись они, чтобы двинуться к обеденной зале, так перед ним встал важный господин, то был, кажется, канцлер графа, он важно и с поклоном произнес:

— Кавалер и господин Эшбахт, Девятый граф Теодор Иоганн фон Мален просят вас уделить им время для важного разговора.

— И когда же граф желает говорить со мной? — пытаясь скрыть удивление, спросил кавалер.

— Коли будет вам угодно, то немедля.

— Я готов говорить сейчас, — сказал Волков, обернувшись к монаху, и добавил. — Со мной иди.

Он шел и гадал, что за серьезный разговор затеял молодой граф.

И, признаться, он тревожился. Если старик граф казался ему дружелюбным и радушным, то старший сын совсем таким не казался. Был он на вид жесток и, кажется, умен. Глаз у него был холоден и внимателен. А еще был он немногословен и умерен в вине. Это Волков заметил на пиру. О чем этот человек хотел с ним говорить? Уж не о вчерашних ли танцах Брунхильды?

Канцлер провел его в небольшую и светлую комнату, там оказались дамы. Одна из них была полная и важная, но незнакомая ему, а также там была Элеонора Августа фон Мален и ее спутница, та, что была на турнире, кажется, звали ее Бригитт. Кавалер обрадовался знакомым лицам. Думал, что Элеонора подойдет поздороваться к нему, вчера так она и руку его брала при всех, и за столом с ним смеялась, как будто друг он ее старый. А тут потупила глаза и присела так низко, будто хотела на пол сесть. И глаз на него так и подняла. И Бригитт тоже присела, только дородная дама ему вежливо улыбалась и что-то пробурчала в приветствие.

— Кавалер, прошу вас, сюда, — сам открыл дверь канцлер и пропустил Волкова в роскошный кабинет с большим столом. Монах прошел за ним, а уж после и сам канцлер вошел внутрь, затворив за собой дверь.

Там их ждал молодой граф и, слава Богу, он радушно улыбался Волкову. Значит, разговор их будет не столь неприятен, как поначалу думал Волков.

— Друг мой, садитесь, — предложил граф.

Глава 9

Волков и брат Семион уселись на одной стороне стола, сам граф, канцлер и еще один человек сели напротив. Третий человек со стороны графа был ученым или юристом. Или еще кем-то из тех людей, у которых пальцы всегда