Она просила о встрече с мужем, беспокоилась, переживала, а он, раздосадованный, раздираемый непонятными чувствами, отказал ей и сейчас спешил исправить ошибку. Если она стремится к своему обожаемому Трэю, так тому и быть — он не станет препятствовать. Пусть сидит у постели, причитает над раненым, промокает белым кружевным платочком его лоб. Чем там еще занимаются в подобных случаях светские барышни?

Подошел к ее комнате и, ощутив непонятное внутреннее волнение, застыл на месте. Помедлил пару мгновений и только затем постучал.

— Войдите…

Она стояла в глубине комнаты. Высоко поднятая голова, прямая спина, сложенные за спиной руки и покрасневшие, припухшие от недавних слез веки. Такая маленькая, беззащитная, гордая и очень несчастная.

— Вы плакали, миледи? — вырвалось у него помимо воли.

* * *

Сердце щемило, в груди невыносимо пекло, и я ничего не могла с собой поделать — слезы сами текли из глаз. Попыталась собраться и прекратить это безобразие. Не получилось… Уткнулась лицом в ладони, беспомощно всхлипывая, как испуганная девочка. Хотя почему «как»? В незнакомом мире, в роскошно обставленной спальне чужого поместья в теле графини Мэарин Ольес плакала испуганная девочка Маша Климова.

До сих пор со мной не случалось ничего экстраординарного. У меня и врагов-то серьезных не было. Так, несколько недоброжелателей и завистников. Впрочем, у кого их нет. Даже влюбиться по-настоящему пока не успела — сильно и безоглядно, чтобы искры из глаз и башню напрочь снесло. Все, как я надеялась, ждало впереди.

Жила, училась, работала, развлекалась. Заботилась о брате. Горевала и радовалась. Плакала и смеялась. Увлекалась и разочаровывалась, чтобы увлечься вновь.

И в любую минуту подсознательно чувствовала свою защищенность. Рядом со мной всегда находились Петька, друзья и близкие. Да и родители, пусть редко одаривали вниманием, но никогда не отказывали в помощи. В конце концов, даже «моя полиция» очень ненавязчиво, но тоже меня, законопослушную гражданку, берегла. Я воспринимала это как неизменную данность своей жизни. Что бы ни случилось — помогут, поддержат, выручат.

А сейчас внезапно очутилась один на один с непонятной, явно враждебной ко мне реальностью. Такая маленькая-маленькая я и такой огромный, пугающий мир. Чужой мир. Только я и он. И рядом со мной никого. Вообще никого. То есть абсолютно.

— Петька… — по-детски шмыгнула носом. — Где же ты, Петька? Ты так мне нужен сейчас, так нужен… А тебя нет…

Я редко позволяла себе раскисать. Так уж получилось, что из нас двоих я была самой рассудительной и обязательной и с детства привыкла отвечать не только за себя, но и за Петьку. Защищала перед родителями, прикрывала, оправдывала многочисленные проделки.

«Тебе положено, — насмешливо подмигивал он, — ты же старше».

Ну да, старше, с этим не поспоришь. Я действительно родилась на двадцать минут раньше брата, и он по праву — когда в шутку, а когда и всерьез — называл себя младшим. Впрочем, «младший» в любую секунду готов был встать каменной стеной между мною и любой опасностью.

Внешне невероятно похожие, как две половинки одного целого, мы не совпадали ни характером, ни темпераментом, ни интересами. Даже профессии выбрали разные. Петька поступил в Финансовый университет и сейчас гордился тем, что является без пяти минут дипломированным страховщиком, а я заканчивала истфак МГУ по программе «История искусств». Но как бы мы ни отличались друг от друга, всегда, сколько себя помню, держались вместе.

Отец с матерью, формально обеспечив детей всем необходимым, нашими делами практически не интересовались. Скоротечный студенческий роман, неожиданная беременность и брак «по залету» — они никогда не любили друг друга, но и не ссорились, умудрившись как-то договориться. Дождались, когда мы вырастем, и после нашего восемнадцатилетия с облегчением разбежались по новым семьям.

Нас осчастливили квартирой и счетом в банке, на который, пока учимся, ежемесячно капала небольшая сумма. Ее хватало на еду и самое необходимое, дальше мы крутились и зарабатывали сами. Образование, слава богу, оплачивать не пришлось, мы занимали бюджетные места и даже умудрялись получать стипендию.

Вот так и жили — вдвоем нам все проблемы казались по плечу. А теперь я осталась в одиночестве.

Ладно… Пятиминутку, то есть двадцатиминутку жалости к себе пора заканчивать. Погоревала, поистерила, но неприятности, увы, со слезами не испарятся.

Всхлипнула в последний раз и снова попыталась взять себя в руки — получалось не очень хорошо, потому что эти самые руки сейчас мелко дрожали. Сердито вытерла рукавом глаза и повернулась к зеркалу. Итак, что мы имеем? Губы искусаны, лицо красное, веки опухли… Мда, лучше не смотреть.

Сходила в туалетную комнату, тщательно умылась холодной водой и снова начала кружить по спальне, размышляя, что же все-таки делать.

Посетить часовню Танбора. Обязательно. Кто знает, вдруг жрецы неведомого мне бога сумеют помочь. Подтвердят, что я не хэленни. Аннулируют брак, ведь венчаются в первую очередь не тела, а души, а моя душа с графом себя не связывала и связывать не собиралась. Отправят домой. Или… или хотя бы ответят на вопросы. В общем, надо ехать в Древнюю обитель. Это единственная на данный момент ниточка.

Но без мужа меня никто никуда не выпустит. И с мужем-то не факт, что отпустят, а без него и подавно. Значит, ждем, когда Трэй выздоровеет и встанет на ноги, ведем себя с ним приветливо, заботливо, а вот с консуммацией брака не спешим. Бедный Ольес будет так слаб после болезни, какое уж тут исполнение супружеского долга. И пусть герцог только попробует меня хоть в чем-то упрекнуть. Молодая жена беспокоится о здоровье любимого, вот и уговаривает немного подождать — и никак иначе.

Почему-то казалось, что юному графу удастся легко заморочить голову. А вот от его кузена стоит держаться подальше, с Саллером такие фокусы не пройдут. Да и слишком сильное впечатление производит он на меня вблизи, просто убойное. Ни к чему это сейчас. Совсем ни к чему.

Решено. Налаживаю отношения с Трэем, при первой же возможности стараюсь попасть в обитель и… правильно — ищу библиотеку. Как же приличной попаданке без этого? А главное, обхожу десятой дорогой Саллера, то есть десятым коридором в моем случае.

Негромкий, уверенный стук в дверь заставил резко остановиться.

Повернулась ко входу, распрямила плечи, спрятала за спиной руки — пальцы все еще немного подрагивали.

— Войдите.

А вот и герцог. Легок на помине.

— Вы плакали, миледи? — нахмурился.

Вот что ему опять не нравится? Я должна все время улыбаться и лучиться от счастья в его присутствии? Да, я плакала. Даже не просто плакала — рыдала, ревела, как последняя дура. Но, черт возьми, я не собираюсь в этом признаваться. Совершенно точно — нет!

Вскинула подбородок еще выше.

— Не обращайте внимания, ваша светлость. Что-то в глаз попало.