–-Ну нифигаси – и она убита! Сначала Наталья, потом эта Светлана. Реально что ли кто-то «Десять негритят» перечитал накануне, – в голосе Васьки слышался не страх, а совсем неуместный восторг.

–– Да, насколько я могу судить—она задушена подушкой. Судя по ее спокойной позе, сначала ей дали снотворное, а потом задушили.

–– Но, может, снотворное или успокоительное она сама приняла, она же все время нервничала, плакала, – высказала предположение Ксения.

–– Возможно. Но задушил ее кто-то другой

–– А почему Вы уверены, что ее задушили? Может, ей стало плохо с сердцем или еще чего…

–– Я не уверен на сто процентов, но у нее на шее и внутри век точечные проливания крови

–– Кровоизлияния, – поправила Катя

–– Так. И потом я у нее возле губ – вот тут – показал на левый край своих губ Райво, –нашел маленькую нитку – такую как в подушке, что на диване.

Ксения вспомнила, что действительно на кресле возле кровати лежала диванная подушка с наволочкой, на которой были вышиты шелком ярко-голубые фантастические цветы.

–– А где эта нитка?

–– Я не стал трогать, только внимательно смотрел. Конечно, нужны эксперты, но я почти уверен, что это так.

–– А что Вы думаете о смерти Натальи? Ее тоже убили? Эти смерти связаны? – спросила Катя

–– Возможно.

–– Но Наталья же оставила записку? – возразила Ксения Петровна

–– Ой, мама, но ты же сама говорила, что этот кусок текста мог быть откуда-то вырван. Десятки раз такое описано в детективных романах

–– Но мы же не в романе, Катюша. В жизни обычно все проще.

–– Да ну, в жизни иногда все гораздо сложней и затейливей.

–– Ма, ба, о чем вы спорите. – Васька приблизил лицо к Райво. – А кто их убил-то?

–– «Вы и убили-с» – прозвучал в голове Ксении голос Порфирия Петровича, приведя ее в реальный ужас.

–– Я не знаю, – совсем иначе ответил Райво. Кому это нужно, зачем, я не знаю, я ведь совсем никого здесь не знаю

–– Как в общем и мы, – резюмировала Катя.

–– А Светлану тут тоже никто не знал, кроме Мити, она же с родственниками Леонида только на похоронах познакомилась.

–– Значит Митя ее убил выходит, – выкатил глаза Васька. Ксения вспомнила, как Василий и Митя вчера по-мальчишески резвились в море после бани. И вообще Митя вроде такой славный, компанейский, совсем на убийцу не похож.

–– А что мы знаем о Мите?

–– Да не очень много. Я сейчас Игорехе позвоню, спрошу, – Катя привычно вытащила из кармана телефон и тут же со вздохом засунула его назад – он был сейчас только практически бесполезной черной вещичкой – зеркалом или переносным фотоальбомчиком. Или фотоаппаратом.

–– Слушайте, а нам ведь надо все, что видели и видим, хотя бы фотографировать, для полиции пригодится же.

–– Я фотографировал кое-что: тела Натальи и Светланы, комнаты, все что мог.

–– А я записку сфотографировала, – сказала Ксения.

–– А я несколько снимков сделала вчера, когда все приехали, и сегодня утром, когда все за поминальным столом собрались. Кроме Натальи, – добавила Катя. – Боже, это сегодня все было? А сколько же сейчас времени? Какой невообразимо длинный день!

–– Сейчас 18 часов 27 минут, – ответил на Катин вопрос Райво. – Надо думать быстро и решать, что делаем дальше, другие уже, наверное, удивились, где мы.

–– А среди них, между прочим, убивец, – видно было, что Ваське и страшно, и стремно произносить это слово.

–– Или убийцы, – подлила масла в огонь Катя.

Вдруг по коридору послышались шаги. Быстрые, легкие и другие – шаркающие.

–– Сюда, сюда иди, – послышался женский голос в коридоре.

–– Я еще вчера тебя узнал Люба, только никак поверить не мог.

–-Тише-тише ты, иди сюда.

Голоса смолкли, видимо двое зашли в пустое помещение рядом – будущий тренажерный зал, а сейчас помещение, где хранился всякий хлам.

–– Кто это был? – Шепотом спросил Васька.

–– Мужчина – это кажется, Валерий. Или Николай Иванович, он тоже ногами шаркает, – ответила Ксения. – Нет, у Николая голос другой, густой, красивый, это точно Валерий.

А кто же Люба? Откуда здесь Люба? Из всех (оставшихся в живых) женщин в данный момент отсутствовала только Виктория. Но вроде имя Виктория в Любу никак не перекроить. Но, может, Люба – это такое любовное обращение: люба моя, лада моя, звездочка моя ясная. Ксения почти засмеялась, представив, как эти слова раздаются из уст угрюмого неврастеника Валерия. Да и потом Виктория же его сестра, хоть и сводная.

Преступная страсть что ли? «Законы осуждают предмет моей любви, Но кто, о сердце, может противиться тебе», – тут же зазвучала в голове песенка из повести Н. Карамзина. Не назвать ли наш островок «Остров Борнгольм»? Фу, ересь какая в голову лезет, – помотала головой Ксения Петровна. – но если Люба – это имя, то откуда эта Люба взялась? Но не могла же она в такую бурю откуда-то приплыть? Или, может, она на острове пряталась? Что за чушь! Еще скажи, что тут на острове есть тайное убежище или подземный ход до Турку под дном моря!

–– Лемпи – это в переводе с финского значит любовь, – вдруг сказал Райво.

–– Лемпи! Точно ведь еще Лемпи есть в доме, молчаливая, не снимающая маски Лемпи.

–– Так тетка в коридоре по-русски же говорила! – громко сказал Вася.

–– Тише ты! – Зашипели на него мать и бабушка.

–– Значит она умеет по-русски говорить! А прикидывалась, что ни слова не понимает! Реально замаскировался бабец!

–– Господа, дамы, где вы все? – это Николай Иванович кричал из гостиной.

–– Надо выходить по одному. Давай, мама, ты пойдешь, отвлечешь его, чтоб он не видел, что мы все из одного места выползаем, – подтолкнула Ксению Петровну Катя.

Глава пятнадцатая

Ксения одернула свитер и поднялась верх по лестнице. Николай Иванович стоял посредине гостиной, обводя комнату взглядом. На столе остались стоять приборы, бутылки со спиртным, фрукты в вазах. За окном было уже сумрачно, но время от времени ветер швырял в стекло какую-нибудь сорванную ветку или что-нибудь из Катиных садовых украшений. Вдруг Ксения вздрогнула – с той стороны стекла кто-то смотрел. Черт лица в сумерках было не разглядеть, но это явно было человеческое лицо. Ксения уже хотела с криком кинуться к Николаю Ивановичу, ища у него защиты (а больше-то у кого?), но вдруг лицо сморщилось, уполовинилось, а потом исчезло и