за эти секунды Ксения успела понять, что это разворот из газеты или журнала с чьей-то большой фотографией прижало ветром к стеклу. Наверное, буря выпустила на вольную волю старые газеты, засунутые между дровами поленницы для растопки.

Голос Николая Ивановича отвлек ее от созерцания безнадежной картины за стеклом.

«Ксения Петровна, где все? Где Светлана, она еще спит? Дверь в ее комнату закрыта, я стучал, но безответно.

–– Я сейчас попрошу Катерину всех позвать к столу. А мы давайте с вами вот тут, подождем, здесь удобнее – Она показала Николаю на кресло, стоящее спиной к лестнице, а сама села на диван, но тут же встала и закричала, задрав голову вверх, но так громко, чтоб было слышно в подвальном этаже.

«Катя! Катюша! Постучите с Василием в комнаты гостей, позовите всех сюда, в гостиную!

–– Да, мама, хорошо – Катин голос явно раздался снизу, а не сверху из ее комнаты. Ксения понадеялась, что Демченко этого не заметил. Ну и потом, почему Катя не может пойти, например, на кухню или в сушилку. Могло же ей там что-то понадобиться.

–– Как вы себя чувствуете? – громче, чем нужно, обратилась она к Николаю Ивановичу. – и увидела, как Катя, а вслед за ней Васька, выбравшись из подвального этажа стали подниматься вверх на галерею.

–– А вы как думаете, как должен себя чувствовать человек, у которого жена выпала из окна и разбила себе голову, – довольно агрессивно, даже грубо ответил Николай.

–– Да-да, я понимаю и очень Вам сочувствую, примите мои соболезнования. А вы думаете она выпала?

–– А что еще можно думать. Конечно, это несчастный случай, очень прискорбный, А тут еще эта буря. Лежит, бедная Наташа, как какой-то клошар, на грязном полу в подвале.

–– Ну пол то, положим чистый, – подумала Ксения и тут же себя пристыдила—давай еще похвали новоиспеченному вдовцу чистоту своей уборки.

–– Но ведь мы записку нашли.

–– Какую еще записку? – Николай даже привстал в кресле.

–– Ну записку, похоже предсмертную.

–– Какую записку, почему мне никто не сказал, это в конце концов моя жена! – в глазах Николая Ивановича сверкала стальная ярость.

–– Мы, мы не успели, – как двоечник на экзамене, – залопотала, оправдываясь, Ксения. – Вы сразу ушли к себе.

–– Конечно, к себе ушел, я не имею привычки рыдать прилюдно. Что за записка, дайте ее сюда!

Ксения поняла, что попала, как кур в ощип. Они ни о чем толком не договорились, сыщики хреновые, и с Райво не посоветовались. В конце концов еще совсем неясно –несчастный случай смерть Натальи Иосифовны, самоубийство или убийство. А если последнее, то почему исключать Николая из числа подозреваемых? Опять же кавалерийская походка – ну эти шаркающие шаги в ночи…

Но все же она нашла в себе силы сказать, что записку она убрала, чтобы показать полиции, с которой обязательно придется связаться, как только это станет возможным. «Но я могу показать Вам фото» – она протянула Демченко свой телефон.

«Я больше не могу, не могу, не могу! Сил нет так жить!» – вслух прочел Николай Иванович и замер в кресле, опустив руки. Ксения подняла выпавший из руки телефон и села молча на диван, боясь нарушить молчание и не зная, что делать, как правильно себя вести.

–– Бедная, бедная моя девочка», – наконец заговорил Николай, – я ведь говорил ей, что надо показаться врачу! Уговаривал вместо того, чтобы взять за руку и отвести. Наташенька уже давно хандрила и печалилась, все рыдала ни с того, ни с сего. Ее подруги говорили мне, что у нее депрессия, что надо показать ее врачу, а я, старый дурак, все тянул. Знаете, я сам-то не очень верю во все эти депрессии, во времена нашей молодости ни о каких депрессиях не слыхали. Захандрил – встряхнись, возьми себя в руки, загрузи работой или наоборот, отдохни, на море съезди – вернешься новеньким. Я и Наташе такие советы давал, а, видно, все это не шутки, надо было за руку и к врачу!

–– А почему у нее депрессия была? В чем причина?

–– Да бог ее знает в чем. Она барышня нежная, чувствительная, как мимоза, глаза всегда на мокром месте.

Ксении послышались, нотки раздражения в скорбных речах Николая, но тут он, вытащив из кармана платок, начал вытирать слезы, почти уже причитая «Бедная моя девочка, моя курочка, что я наделал старый болван!»

Ксения подошла к столу и, налив стакан воды, поднесла его Николаю. «А можно лучше водки» – попросил он, отняв платок от глаз. И глаза показались Ксени совсем сухими и жесткими, контрастирующими с тем жалким старческим голосом, которым был произнесена просьба. «Да, да, конечно.». Ксения еще раз подошла к столу, взяла в руки стопку, потом, подумав, сменила ее на бокал, в который щедро плеснула водки.

–– А что Вам дать закусить?» – спросила она.

–– Ничего не надо, вряд ли мне сейчас кусок в горло полезет, – ответил Николай. – Я, пожалуй, к себе пойду, все это как-то невыносимо. За что мне все это, господи? Девочка моя, бедная моя, курочка моя.

Так приговаривая и раскачиваясь, Николай пошел к лестнице, шаркая уже совсем не по-кавалерийски, а по-стариковски.

–– Надо же «курочка» – у Ксении Петровны почему-то это ласковое наименование вызывало ассоциации с коричневыми трупиками, меланхолично вращающимися в карусельном электрогриле. И еще тут же Федор Павлович Карамазов вспомнился с его записочкой на конверте с деньгами «Ангелу моему Грушеньке…. и цыпленочку».

Хотя что только люди не придумывают от избытка чувств – и «сусликами» друг друга зовут и «мышами». Вон в переписке Маяковского с Лилей Брик этих кутиков, пусиков и щеников целый зоопарк. Ксения тут же обругала себя за злые и неуместные мысли и, провожая глазами шаркающего Николая Ивановича, только сейчас заметила, что на лестнице стоит Виктория и смотрит на отца взглядом, лишенным всякого сочувствия. Она даже не подвинулась, чтоб его пропустить, так что бедному Николаю пришлось огибать ее, повернувшись боком к перилам. Виктория продолжала стоять на лестнице до тех пор, пока за отцом не закрылась дверь, потом спустилась в гостиную и подошла к Ксении.

–– Ни на минуту не верю всем этим сентиментальным розовым соплям!

–– Побойтесь бога, Вика, ведь у него жена погибла несколько часов назад, молодая, полная сил женщина! Руки на себя наложила! – тут и самый железный человек запричитает.

–– Только не наш папочка! Не удивлюсь, если это он ее на тот свет и спровадил – как