Если бы Пафнутия не было, его не надо было бы придумывать. Но он есть и, к сожалению, является органической частью любого общества, как напоминание о том, что добро должно быть с кулаками. Появление Преподобного у Разлома в первый же день ознаменовалось двумя событиями – Конференцией и Доносом.

Свита из экспертов и звезд, как труппа бродячих артистов, ездившая везде за Преподобным, устроила нравственное выступление. Усатый ученый рассказал изумленной публике, что Разлом исследовали и обнаружили там радиоактивные вещества, которых на Земле раньше не было. Ранее подобные были найдены на спутнике Юпитера. Затем выступил артист, который очень эмоционально рассказал о том, как он сопереживает всем собравшимися, и сам очень ждет Второго пришествия, и как он будет расстроен вместе со всеми, если этого не случится. Ведь столько раз ждали этого чуда, а оно не произошло. Поэтому надо сейчас уже готовить свою душу к худшему. Следом выступил психолог, который посоветовал не бояться читать иногда Фрейда. Тот, конечно, был шарлатан, но кое-что из Фрейда стоит знать почти как «Отче наш». Например, в «Тотем и Табу» почти в деталях на примере архаичных племен описывается то, что мы видим и тут, у Разлома. И не надо думать, что амбивалентные чувства, которые вас переполняют, есть что-то новое. Дикари испытывают ровно то же почти каждый день.

Все эти мыслители современности, конечно, только готовили почву для выступления Преподобного. В своей недолгой, но яркой речи Пафнутий вспомнил, как он еще ребенком бывал в этих местах и чувствовал их особую энергетику, как его существо манило и притягивало к этому холму много лет. Тем не менее он призвал всех быть разумнее, потому что о Втором пришествии, если оно случится, все должны узнать из официальных каналов. Сам он в него не очень верит и даже не может исключить на самом деле явления Сатаны.

К счастью, у слушающих интерес пропал довольно быстро, и даже не нашлось никого, кто хотел бы задать докладчику вопрос. Поэтому Конференция продлилась всего минут сорок и закончилась раздачей подарочных Евангелий с напутственной подписью Преподобного. Некоторые экземпляры остались после конференции лежать прямо на земле.

Донос Преподобного был столь же в его духе, как и Конференция. И тут я понял, что кое-что забыл. Точнее, упустил.

…Был древним авраамическим богом евреев, потом вошедшим под именем Иегова в христианство. А яхвизм был ранним и очень кровожадным этапом просвещенного иудаизма, ставшего больше образом мысли, чем религией. Надо сказать, что во времена, когда в Бога или богов действительно верили, религиозная жизнь людей бурлила, как хороший наваристый бульон, переливаясь всеми красками. Число разных интерпретаций одного только христианства было сложно измеримым, не говоря уже о предшествующих религиозных течениях. То, что мы имеем сегодня в виде канона, и то, что нам кажется само собой разумеющимся, это мертвый памятник истории, такой же, как статуя Давида. Сложно в современном мире представить откровенный спор двух людей о том, как выглядит Бог. Или как его зовут. Пожалуйста, сходите в музей, который называется церковью, и посмотрите. Откройте один из главных памятников культуры – Святое Писание – и почитайте. Но так было, конечно, не всегда. Потому что, когда еще были живы те, кто видел Бога, и даже те, кто видел тех, кто видел Бога, все в нем еще допускало трактовку очевидцев, вызывало споры и сомнения, вопросы и удивление, восторг и счастье познания. Поэтому теперь, когда снова по земле ходили свидетели Его, следовало ждать нового знания о Нем, новых версий и течений.

Рядовые Петренко и Дунаев находились под стражей уже больше двух недель. Их не отпускали не потому, что они нарушили устав и по уставу их следовало судить, а потому, что не знали, что с ними делать. Эти двое не только покинули пост во время своего дежурства, но и напрочь лишились чувства реальности, по словам старшего прапорщика. Приведи их на трибунал, и они опозорят сам институт трибунала своим поведением. Я попросил сначала аудиенции с Дунаевым. Его семья исповедовала суннитскую версию ислама, но была весьма умеренна в своей религиозности, а сам он, по словам родных, вообще не проявлял интереса к обрядам и даже не молился как положено. В этом смысле деревенский парень Петренко был менее предсказуем, и я начал с его боевого товарища. Когда-то христианство было городской религией, а теперь наоборот. Чем дальше от большого города, тем больше шансов встретить набожного человека.

– Рядовой Дунаев?

– Так точно.

– Ну вот, – засмеялся я нарочно. – Имя свое и звание помнишь уверенно. Без подсказки. А говорят, ты от реальности оторвался.

– Я? – Он боязливо оглянулся. – Может, и оторвался.

Будет сложнее, чем хотелось бы, подумал я.

– Ну, хорошо. Я понимаю, что тут до меня было много тех, кто задавал вопросы. Можешь ответить еще разок? Мне нужна твоя помощь.

Дунаев вздохнул и промолчал, покорно опустив взгляд.

– Давай так, – сказал я. – Я не осуждать тебя пришел и не смеяться. Более того, я могу тебя отсюда вытащить. Но ты должен просто мне все рассказать. Как было.

– А вы кто?

– Я? Борис Андреевич. Не слышал?

– А почему в этом халате? Вы артист?

– В какой-то степени каждый из нас артист. А мне просто так нравится. Разве не красиво?

Глаза Дунаева расширились от любопытства. Кажется, ему никогда еще в голову не приходила мысль, что что-то не связанное с женщинами может быть красиво. Он издал звук, похожий на икание, но я принял его за согласие.

– Расскажешь, как все было? И я в этом же халате пойду к командиру части и замолвлю за тебя словечко.

Дунаев думал недолго. Надо сказать, что до сих пор он производил впечатление более или менее нормального юноши. И это казалось игрой. Вот-вот я ждал, что проявится его истинная сущность.

– Что тут рассказывать, – начал он, снова опустив глаза. – О Разломе уже давно много говорили в деревне и в части. Там всякое случалось. Я туда не ходил, хотя у нас бегали.

– Так?

– Потом приказали его оцепить. Значит, привезли сетку и колючую проволоку. И мы дня три посменно его обносили, устанавливали посты. В одном месте пришлось часть леса вырубать, чтобы все было правильно.

– Ничего необычного не было?

– В том-то и дело, что ничего. Все как обычно.

Ну же, парень? Где твои откровения? Дай же волю желанию поделиться, поведать дяде Боре все как было.

– Хорошо. А потом?

– Потом нас поставили на главном посту в караул.

– А какой главный?

– Тот, который ближе всего к части. Так сказать, парадный вход.

– Похоже, что вам повезло. Не в лесу же стояли.

– Ну, да. А ночью Петренко пошел в обход нашей зоны. И тут, понимаете… – Он нерешительно замялся.

О, кажется, начинается, подумал я.