Ответом ему была гробовая тишина.

– Мамочки… – еле слышно залепетала Ксюха. – Что происходит?… Это была мама с ребёнком, Лёш…

Она подняла на меня глаза, полные смятения. Я с трудом кивнул. Её губы задрожали, а голос стал ещё тише:

– Невидимая… Лёш… Это как?

Я не знал, как. И никто не знал, как. Никак! Такого просто не бывает, вот и всё.

– Давайте-ка валить отсюда… – повернулся к нам Серёга.

И это, пожалуй, была самая здравая мысль за сегодня. Нужно выбираться, и как можно скорее. Я развернул Ксюху и взял под локоть. Макс отбросил в проход недоеденное яблоко и первым направился в конец платформы к черной, как омут, арке туннеля. Вот свинья, подумал я и молча двинулся следом. Мы успели сделать лишь несколько шагов, когда услышали чавкающие звуки из прохода позади… Кто-то доедал брошенный Максом огрызок.

– Это чё за дела, не понял? – хрипло просипел Макс и чуть не упал на подкосившихся ногах. Ксюха вцепилась в мою руку и прижалась всем телом. Я растерянно посмотрел на Серёгу. На его лице озадаченность внезапно сменилась злобой.

– Я сейчас кому-то уши надеру! – выпалил он и, подняв фонарь, вдруг рванул назад к проходу.

– Серёг! – Мы кинулись за ним.

Проход был пуст. Наши лучи отчаянно рыскали по полу, по углам. Никаких следов, не считая наших. Но не было и огрызка.

Он же не мог просто взять и испариться! Или… кто-то издевается над нами? Держась кучкой, мы прошли в центральный зал, чтобы посмотреть там.

И в этот момент в висках вновь запульсировало. Прямо как тогда, у схода с эскалаторов. Перед глазами проплыла белая мушка, вторая… Я моргнул, чтобы согнать их. Нет, пожалуйста, не надо… Кто-то вновь зажал мою голову в тисках: "Ну что, парень, готов?" – и начал медленно закручивать их.

Ксюха выронила фонарь.

– Ребят… Подождите. У меня что-то… Ай! – Она схватилась за голову. – А-ай!

– Ксюх, аккуратнее, – Макс наклонился за фонарём, – не хватало ещё остаться без… Ох, чёрт! – он повалился на бок, сжимая ладонями виски.

Следом, также схватившись за голову, со стоном сквозь зубы согнулся пополам Серёга.

Пульсация достигала своего апогея. Вот. Сейчас. Я опустился на колени и зажмурился приготовившись. В следующую секунду резкая боль ледяной стрелой вонзилась в мозг.

Я открыл глаза и чуть не ослеп от яркого света. Меня повело в сторону. Уперевшись рукой о холодный пол, проморгался. Боль отступила. Я судорожно выдохнул. Серёга с Ксюхой лениво, как после наркоза, поднимались с пола. Макс уже сидел, глядя по сторонам широко распахнутыми глазами. Судя по их лицам, можно было не спрашивать, видят ли они то же, что я. Теперь мы все были здесь. В прошлом. Да, именно в прошлом. Этот напрашивающийся ещё изначально вывод был хоть и не совсем объяснимым, но единственно логичным. Каким-то образом в определённый момент я увидел своими глазами события, произошедшие в этом месте много лет назад, когда станция ещё действовала. Этому видению предшествовали некоторые симптомы: пульсация в висках, нарушение зрения, затем резкая головная боль. Оставалось загадкой – было ли это только видением или же физическим перемещением во времени. Непонятным оставалось также и то, почему это тогда произошло только со мной, ну и, собственно, в чём сама природа аномалии.

Я нутром чуял, что бегущая толпа, которую я видел там, выше, напрямую связана с той таинственной причиной, по которой в срочном порядке Ленинградскую закрыли. Поэтому сейчас, в отличие от первого раза, во мне возобладало любопытство, и я не хотел упустить ни одной детали.

– Вставайте, – поторопил я ребят, – не бойтесь.

Сказал и понял, как абсурдно это звучит.

Мы стояли в торце центрального зала. Над нами с вытянутой рукой стоял, как ни в чём не бывало, довольный Владимир Ильич. Станция была светлой, чистой и оживлённой. Никаких обломков, мусора и прочих следов заброшенности. Табличка "ВЫХОД В ГОРОД" висела на своём обычном месте, под потолком, над ступенями у прохода к эскалаторам. Чуть дальше, в скором времени, проем наспех заварят стальной решёткой, и кто-то накрепко закрутит гайкой дверные скобы.

Всюду сновали люди в немного нелепых одеждах. Как у моих родителей на тех старых фотках. За исключением одежды это была такая будничная, повседневная картина, которую я за свою жизнь, наверное, наблюдал миллион раз.

– Мы что… в прошлом? – усмехнулся Макс с каким-то несвойственным ему фальцетом.

– В прошлом, – ответил я.

– Но это невозможно.

– Невозможно.

Макс издал истеричный смешок.

Ксюха завертела головой по сторонам, как затравленная собачка. Испуг в широко распахнутых глазах быстро сменялся страхом. Её нижняя губа задрожала.

– Боже мой! – выпалила она. – Это ведь не по-настоящему?! Это ведь не по-настоящему!! О, Господи, что происходит?!

Я перевёл взгляд на Серёгу. Тот был суров, хмурился. Был явно где-то глубоко в своих мыслях, видимо, переваривал произошедшее. То ли пытался принять действительность, то ли просто ещё не смог понять, где очутился.

– Слушайте, – начал я, – у меня есть кое-какие мысли насчёт всего этого, но прежде…

– Вот же сволочи, а! – раздался сухой хриплый голос справа от нас. Мы обернулись.

В ближайшем проходе, сложив ноги по-турецки, сидел у стены бомж. Рядом, на полу, лежала картонная коробка без крышки, для подаяний. В одной руке он держал табличку, судя по всему, как раз из той крышки и вырезанную. "ПОМОГИТЕ РАДИ…". Кого ради – было не разглядеть. Обращался он, к счастью, не к нам, а смотрел на вторую свою руку, в которой что-то сжимал. Бомж недовольно качал головой:

– Что ж за поганый народ пошёл, чего только не кинут! Сволочи… Ей-богу, сволочи… – он поднёс ко рту руку с зажатым в кулаке огрызком яблока и начал жевать его… с громким чавканьем.

– Так. Пойдём отсюда! – Макс подскочил, сгрёб нас с Ксюхой в охапку и нетерпеливо подтолкнул в противоположную от бомжа сторону, к проходу с указателем "К ПОЕЗДАМ ДО СТАНЦИИ ДАЧНОЕ". Мы и не противились. Чавканье будто сотней маленьких иголок пронзало кожу, вызывая похожее на Дежавю ощущение, от чего тело покрывалось мурашками.

Уже подходя к платформе, я чуть не столкнулся с высоким мужчиной, успев увернуться в последний момент. Мужчина прошёл мимо как ни в чём не бывало, поправляя на ходу бобровую шапку, будто и вовсе не заметил нас. Я, не отрывая глаз, смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за поворотом, чувствуя, как что-то важное ускользает от моего внимания. Бобровая шапка, вот что! Это же… тот самый усач!

Ощущение надвигающейся опасности сдавило мой желудок своими холодными липкими пальцами.

– Идём, Лёх. Чего встал?! – поторопил меня Макс.

– Стойте! – сказал я, сам ещё не понимая почему, – Не ходите дальше. Нельзя!