Я тихо вышла в гостиную, Денеба нигде не увидела, поэтому немного расслабилась и подошла к большому окну. Интересно, что из него видно? Солнечная улица, бегущие прохожие, машины и автобус. Жизнь как жизнь. В буферах всегда спокойно, можно расслабиться и не думать о работе. Как же я раньше жила здесь? Не могу вспомнить, хорошо мне было или не очень? Довольно рано я уехала учиться в Англию, приезжала на каникулы, и то, не каждые. Родители… Да, они где-то и сейчас есть. Я даже знаю где, но после того случая с крылом… Не могу к ним возвращаться. Со мной что-то случилось гораздо более серьезное, чем потеря крыла. Боюсь, что не смогу спокойно смотреть маме и папе в глаза, не смогу больше врать. У Фениксов есть другие семьи, более важные, чем родные родители. Чем дольше я работаю, тем чаще ловлю себя на мысли, что из головы пропадают образы родных, друзей, тех, кто остался в тени, то есть — в обычной жизни. Говорят, это проклятье Фениксов. Но вместе с тем и награда — жить, не помня половины случившегося, в нашем случае действительно благо.

От легкого прикосновения сзади я едва заметно вздрогнула. Ден подобрался бесшумно. Его холодные руки цепко держали меня за талию. Он был слишком близко, осторожно дышал мне в шею и тихо-тихо говорил:

— Ну что ты грустишь, птичка? — рукой Денеб скользнул по моей татуировке, вызвав волну мурашек по всему телу.

— Поэтому цветы поникли? Да?

— Конечно… Это же я поставил метку, она будет реагировать на твоё настроение. Красивая магия, согласись…

— Красивая, — прошептала я. От близости к Денису чуть кружилась голова, необычное ощущение, будто бы я чуть пьянею, когда дышу с ним одним воздухом.

— Как и ты, — он осторожно коснулся холодными губами моей шеи.

— Ден, у меня работа… — слабо сопротивлялась я.

— К чёрту работу. Ты мне должна целую ночь, можно разбить её на части… Немного сейчас, остальное потом, — Ден настойчиво забирался руками под полотенце, заставляя меня не верить своим собственным словам и мыслям — я была готова согласиться на всё, что угодно.

— Давай вечером? Я быстро. Метнусь до архива и обратно, всего-то…

— Так ты смирилась? — он развернул меня к себе и резким движением усадил на широкий подоконник.

— С чем? — от такой резкой смены настроения Денеба и его действий я не успевала соображать.

— С тем, что ты теперь моя?

— Твоя? Откуда такие выводы? — кажется, что-то в голове прояснилось.

— Сама же сказала “давай вечером”, значит, собираешься заглянуть? — он подставил своё лицо для поцелуя, и я не смогла удержаться. В глазах Дена снова мелькнул огонёк, который с первых мгновений покорил меня. Если внутри у него такой пожар, почему же снаружи он ледяной? — Почему ты такой холодный всё время?

— Я же сущность, милая моя, — усмехнулся Денеб. — Это тело — фикция, сосуд, если хочешь — моя марионетка. И я стараюсь не тратить слишком много энергии на отопление, — рассмеялся он.

— Очень привлекательная, надо сказать, марионетка… Ладно. Если обещаешь мне, что эта ночь будет ещё интереснее, чем предыдущая, то загляну, — многообещающе шепнула я.

— Огненная птичка, — ухмыльнулся Ден, спуская меня на пол. — Вызову тебе такси.

Для начала я заехала домой, чтобы переодеться в привычный рабочий костюм — неприметно, но удобно: джинсы, тонкий свитер, ботинки на шнуровке, обязательно шерстяное пальто. Фениксы любят носить натуральные ткани, если вдруг после работы наступает бессилие или становится очень холодно, гораздо приятнее укутаться в шерсть, чем в синтетику.

Хорошо, что папка с документами давно готова. В ней несколько десятков отчетов за прошлый сезон. Нужно отвезти их в архив и зарегистрировать. Так поступают все отделы и каждый Феникс в отдельности. Наши отчеты позже разбираются научными сотрудниками, студентами колледжей и иногда — коллегами. Нам важно составлять статистику, прикидывать, как развивается сила влияния, делать прогнозы. Давно подмечено, что чем больше работы у Фениксов, тем хуже грядущее. Перед воинами, глобальными природными катаклизмами, эпидемиями и политическими неурядицами людей, подвергшихся серьезному влиянию становится больше в разы.

В Москве, являющейся буфером евразийской средней линии, архив собирает информацию о работе Фениксов от границы с Восточной Европы до Уральских гор. Я работала не на этой территории, но, как оказалось — ноги тех влияний, которые мне пришлось устранять, растут из Калмыцких степей, поэтому Сёртун настоял на том, чтобы часть документов оказалась в московском архиве.

Эти два дня, что я успела провести в Москве, меня преследовали провалы в памяти, вот и дорога до архива исчезла из воспоминаний. Прекрасно помнила, как садилась в машину, как назвала адрес, а дальше — темнота. Может, я просто уснула, не знаю. Помню только, что когда я уже выходила из такси, погода начала портиться, небо затянули серые тучи и похолодало. Тяжелые двери архива, доставшиеся зданию ещё в прошлом веке, как символ величия, поддались мне с большим трудом.

Внутри стоял мерный гул голосов. Я даже немного обрадовалась знакомому и вполне безопасному обществу Фениксов и прочему персоналу. Приятно видеть научных сотрудников за спорами, буфетчиц за праздной болтовней. Красота! Передо мной расстилался огромный холл с гардеробом, зоной отдыха, стойками администраторов и милым буфетом. Да, над ним так и было написано. Здесь готовили чудесный какао и пекли самые лучшие воздушные булочки со вкусом детства. Я втянула ароматный воздух и смело шагнула в охранную арку.

Меня тут же оглушил жуткий писк сигнала опасности. Я даже чуть пригнула голову в испуге, но быстро взяла себя в руки и шагнула вперед, где путь мне преградили два мощных охранника. В зале воцарилась тишина, и только иногда можно было расслышать встревоженный шёпот “меченая”.

— Метка, — буркнула я, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть себя по лбу.

— Пройдёмте, — два подошедших работника службы безопасности, встали по обе стороны от меня, чтобы сопроводить в особый кабинет. Жуть как неприятно.

Я постаралась принять гордый и чуточку победоносный вид и проследовала за мужчинами. Теперь весь архив будет сплетничать обо мне, прекрасно. И как собирался учитель Сёртун оставить всё в тайне, если моё появление в любом месте будет вызывать такой переполох? Внезапно я поняла, что об этом инциденте узнают и в моём отделе, хуже — если слухи дойдут до родителей. Мне стало жарко, потом резко холодно, перед глазами запрыгали блестящие резвые мошки, а к горлу подобрался ком тошноты. В кабинет я заходила уже в не таком боевом настрое, на который надеялась. За столом сидел