Руки Неймана дрожали, по левому боку разлилась тупая, ноющая боль. Засунув под язык таблетку валидола, он откинулся в кресле и прикрыл глаза.

— Господи, за что мне все это? Эх, Тома, Томочка, как же не хватает сейчас твоего благоразумия, твоих мудрых советов. Ты всегда умела все разложить по полочкам, вовремя остановить, если надо, поддержать.

Нейман снова потянулся за телефоном, но стоило ему набрать первые цифры хорошо знакомого номера, как в дверь постучали.

— Можно, Борис Францевич?

— Проклятье, — процедил шеф, — еще одна головная боль. Но ничего, с этим любителем дармовой эротики я быстро разберусь. — Входите, Абрам Семенович! Давно уже вас поджидаю.

Всю первую половину дня Ульяна вертелась как белка в колесе. Закончить обход, заполнить медицинские карты, осмотреть вновь поступивших, одним словом — дел было невпроворот, но все это время Ксения Астахова не выходила у нее из головы. «Как я могла позволить жалости заглушить разум и здравый смысл? — корила себя Караваева. — Стремясь сохранить детородные функции девочки, я чуть не лишила ее жизни. Слабая, сердобольная Ульяна-женщина снова одержала верх над сильной и трезвомыслящей Ульяной-врачом. Все-таки прав Нейман, рано или поздно это погубит мою карьеру, ведь в следующий раз Абраша может не польститься на богатых родственников пациентки, и что тогда?.. — Неожиданно Ульяна встрепенулась: — Кстати о родственниках… Почему никто из них до сих пор не навестил Ксению, не связался со мной, не справился о ее самочувствии? Обычно в первый день после операции я не знаю, куда деваться от обеспокоенных близких своих подопечных. — Отложив в сторону медицинские карты, Ульяна решительно встала. — Думаю, пришло время поговорить с Астаховой начистоту и рассказать ей всю правду о необратимых последствиях ночной операции. Кто знает, быть может, эта информация поможет несчастной запутавшейся девушке принять единственно правильное решение».

Выскочив в коридор, она нос к носу столкнулась с доктором Изюмовым.

— О, Караваева, привет! Чего летишь как на пожар? Анекдот новый хочешь?

— Отстань, Ник, — как от надоедливой мухи, отмахнулась от коллеги Уля, — не до тебя сейчас.

— Да погоди ты, послушай! — Изюм крепко ухватил Ульяну за руку. Он был крайне высокого мнения о своей персоне, считал, что все женщины отделения от него без ума, и стерпеть такого пренебрежительного отношения никак не мог. — Анекдотец-то очень в тему! Лежит, значит, в реанимации больной, умирающий после неудачной операции. К нему с историей болезни подкатывает дежурный врач-реаниматолог и спрашивает: «Уважаемый, вы свинкой в детстве болели?» Больной кивает. «Так и запишем — болел. А корью?» Больной снова из последних сил кивает. «Так и запишем — болел. А ангиной?» Больной собрал все свои последние силы и прохрипел: «Доктор, зачем все это? Что вы пишете?» Что пишу? Оправдательный приговор вашему хирургу!» — Лицо Изюмова расплылось в ехидной улыбке: — Ну как, дошло? Если б не наш Абрашка, не видать бы тебе, Караваева, оправдательного приговора. Ты ему теперь по гроб жизни должна быть благодарна. А вот еще, слушай: «Доктор, я был у нескольких врачей, и ни один не согласен с вашим диагнозом». — «Ну что ж, подождем вскрытия».

От этих слов Улю невольно передернуло, а довольный ее реакцией Изюмов смачно, во весь голос захохотал, от чего его пухлые, хомячьи щеки заходили ходуном.

— Признайся честно, Караваева, ты ведь тоже хотела дождаться вскрытия?

Ульяна резко выдернула руку из крепких лап Изюмова и, плотно сжав губы, чтобы не сорваться (не хватало еще устроить разборки с этим пустозвоном прямо здесь, посреди больничного коридора), зашагала в сторону восьмой палаты.

— Подумаешь, какие мы обидчивые! — выкрикнул ей вслед Никита. — Прямо и пошутить нельзя.

Но Уля его уже не слушала, ее мысли были вновь заняты Ксенией Астаховой, с которой у нее предстоял серьезный разговор.

Время для разговора было выбрано на редкость удачно: Варя с Катей отправились в столовую на обед, а Леру увела с собой старшая медсестра больничной лаборатории, которой позвонил Нейман с просьбой лично проконтролировать процесс. Девушка лежала одна-одинешенька, повернувшись лицом к стене и натянув одеяло на голову, будто пытаясь отгородиться от всех глухой, непроницаемой завесой.

«Спит, — с порога решила Ульяна, но, приглядевшись повнимательнее, заметила, как с каждым ее шагом плечи девушки начинают сильнее вздрагивать. Затем до Улиных ушей донесся тяжелый протяжный вздох, скорее похожий на стон. — Нет, не спит, просто делает вид. Боится. Боится чужого любопытства, лишних расспросов и разговоров. Бедная, бедная девочка, представляю, что творится сейчас у нее на душе».

Ульяна неторопливо подошла к кровати, подвинула к изголовью стул и села.

— Ксюша, это Ульяна Михайловна. — Уля осторожно коснулась ее плеча. — Как ты себя чувствуешь? Голова не болит, шов не тянет?

В ответ Ксения даже не пошевелилась, а напротив, постаралась задержать дыхание, видимо, в надежде, что надоедливая докторша оставит ее в покое. Однако Ульяна не собиралась сдаваться.

— Ксюш, повернись ко мне, нам надо поговорить.

В ответ снова ни какой реакции. Ульяна потихоньку потрясла девушку за плечо.

— Эй! Не притворяйся, я знаю, что ты не спишь.

И тут до ушей доктора донеслось слабое поскуливание.

— Ксюшенька, ты что, плачешь? — Уля решительно откинула одеяло. Ксения лежала, по-детски прижав колени к груди, ее лицо то ли от слез, то ли от духоты приобрело ярко-пунцовый оттенок, ко лбу и щекам прилипли волосы. Она изо всех сил пыталась унять рыдания, рвущиеся наружу. — Ну тихо, тихо, моя хорошая. — Ульяна пересела на краешек кровати и стала ласково гладить девушку по спутанным, влажным от пота и слез волосам. — Вот увидишь, все наладится, обязательно наладится. Главное, что ты осталась жива…

— Жива! — Ксения резко вскочила, но, скорчившись от боли, снова опустилась на подушку. — Вы думаете — это жизнь? Да лучше бы я умерла сегодня ночью. Всем от этого стало бы только легче!

— Что ты такое говоришь, дурочка! — Ульяна попыталась обнять девушку, прижать к себе, но та резко отстранилась и как затравленный зверек забилась в угол кровати.

«Вот ведь Абраша, вот ведь сукин сын, — подумала Уля, — успел-таки все рассказать девчонке. Небось и родственники все в курсе, не удивлюсь, если кто-то из них уже торопится в больницу с пухлой благодарностью для доктора Либермана». От жалости к девочке и от злости на Абрашу у Ульяны защипало в глазах, но она быстро взяла себя в руки.

— Я понимаю, Ксюш, тебе сейчас очень нелегко, в такие минуты лучше всего помогает поддержка близких. Давай я позвоню кому-нибудь из твоих родственников? Пусть придут, просто посидят рядом, подержат за руку, если нужно, поплачут вместе. Сама увидишь — станет гораздо легче.

— Нет!

— Что — нет? Телефона нет?

— Родственников нет!

— Быть такого не может! — возмутилась Ульяна. — Я сама видела, как к тебе несколько раз приходила одна и та же женщина. Кто она?