Вместе с ним потерялась и я.

Мир рухнул, чтобы вновь стать целостным, обрести четкие грани. Вот только стали они острыми, безжалостно вспарывающими плоть, стоило только прикоснуться. Словно лезвие изогнутого кинжала Хильды. Словно сталь, жаждущая крови.

Я же жаждала почувствовать подушечками пальцев мягкие губы, что отвечали на мои ласки горячими, будоражащими кровь, поцелуями. Терпкими, тягучими, неимоверно вкусными.

Кажется, молчание длилось целую вечность. Я силилась подобрать слова, пыталась усмирить те чувства, что неиссякаемым потоком изливались, заставляя цвести кусты акации, что росли подле соседнего дома, раньше срока.

Он молчал. Лишь свысока взирал на меня, словно видел впервые. Но мне ли не знать, какие на вкус его губы, как сильны умелые руки, сжимающие в крепких объятиях, как порочны бывают его мысли, когда пляшут во взгляде, за густой пеленой, огоньки азарта.

– Мой фьер? – из дома на крыльцо вышла девушка и, словно покровитель, накрыла плечо мужчины своей ладонью, увешанной кольцами разного диаметра. На тонких изящных пальцах они смотрелись гармонично, притягивали взоры.

Вот только я смотрела не на нее. Моим вниманием завладел он. Мужчина. Мой мужчина. Мой некромант. Мой Кроу.

– Мой фьер, ты холоден, – констатировала девушка, касаясь пальцами бледной шеи. Конечно холоден! Он же в какой-то степени мертв! – Позволь согреть твое тело. – Рука соскользнула вниз, замерла у пряжки ремня, что опоясывал талию некроманта. Он не шелохнулся. Не оттолкнул. Не отпрянул. Сердце сжалось, а после взорвалось, превращаясь в груду осколков, которые ранили, кололи изнутри. До боли впивались в грудную клетку, оставляя кровоточащие раны, невидимые глазу. – Извините, – скупая улыбка для меня, ставшей невольной свидетельницей этой сцены. Она словно пригоршня соли, небрежно брошенной на рану, лишь усилила мои муки, увеличила их в десятки раз.

Кроу покорно развернулся. Молча повиновался. Мгновенье и его силуэт скрылся в доме. А следом, не мешкая, вошла девушка. Прикрыла дверь, укрываясь от моего любопытного взора.

Нет! Не знаю и не хочу знать! Хочу сгинуть! Превратиться в пыль придорожную. Лишь бы забыть то, что глаза мои посмели увидеть. Лишь бы боль, пронзающая сердце острым копьем, исчезла.

Вместе с горечью слез, осевшей на губах, в голове невольно прозвучали слова моей покойной бабки:

«Мужчины – зло, а любовь – это яд. Сила болотной ведьмы в одиночестве. Ее сердце не принадлежит никому, оттого не уязвимо».

Сейчас я бы отдала все на свете, чтобы вернуть свое сердце. Но, увы, возвращать уже было нечего. Его безжалостно сломали сильные мужские руки, коим я его однажды доверила. Как оказалось, зря.

Тупая боль не отступала ни на мгновение. Она преследовала меня, ступала по пятам, пока я пыталась убежать. Но разве можно скрыться от себя? Можно ли спрятаться от собственных чувств? Вряд ли… Но движение напоминало мне о том, что я жива. Размашистые взмахи рук и широкий шаг прогоняли мысли. Ветер, взбивавший густые волосы, мешал думать. Оно и к лучшему…

Быть может не узнал?..

Я поправляю волосы, взбираясь на крыльцо домика Эстер. Утренняя прогулка не принесла мне радости. Она отняла последнее – надежду.

Дыхание сбилось от ходьбы, на щеках осела соленая влага, которую я безжалостно смахнула с лица.

Сильно ли изменилась я?..

Я с силой дергаю дверную ручку, едва не оторвав. Дверь поддается, скрипит, нехотя пропуская внутрь.

Впрочем, имеет ли это значение? Он подпустил к себе другую женщину! Позволил ей касаться его тела тонкими пальцами! Он пришел к пророкам! Не ко мне!

Всхлипываю и закрываю за собой дверь. От громкого звука в кухонном шкафчике зазвенела посуда, так и норовя разбиться.

Фердинанд настороженно посмотрел на меня. Я же отвела взор, не в силах прятать боль и обиду, ручейками стекающую к шее, под ворот платья.

Быть может Кроу поднимает мертвецов из могил? Но зачем?

– Эстер, – позвала я, пытаясь выровнять сбившиеся дыхание, – я видела в поселении мужчину… – Подобрать слова оказалось не так-то просто. Мой секрет должен был быть сохранен. По крайней мере до тех пор, пока я не разберусь в происходящем. – Даже двух… Они не пророки, – с трудом закончила я, стараясь не выдать душевного волнения.

Девушка вынырнула из-под лестницы. Ее лицо было перепачкано чем-то бурым, а руки обхватывали причудливый металлический предмет из которого выходило около десятка тонких трубок. Натужно выдохнув, Эстер опустила тяжелую ношу перед собой. Половицы под весом этой диковины жалобно заскрипели.

– Да, – устало кивнула девушка, – численность пророков с каждым годом уменьшается. Чаще всего рождаются девочки. Поэтому, чтобы не допустить смешения крови, суженных зачастую приходится искать за пределами наших земель.

Я округлила глаза. Это что же получается…

– Согласна, – пожала плечами Эстер, истолковав мой взгляд по-своему, – это ужасно. Мужчин используют. Впрочем, они сами соглашаются на роль фьера.

– Фьера? – переспросила я.

– Это своего рода работа, – отозвалась девушка, пытаясь пододвинуть металлический аппарат с трубками к стене. – Как только она будет выполнена, фьер может покинуть поселение, получив за нее достойную плату.

В голове эхом прозвучали слова красивой незнакомки: «Мой фьер»…

– В чем заключается их работа? – отстраненно спросила я, уже догадываясь о том, какой ответ услышу. Откровенно говоря, он мне совсем не нравился.

– Продолжение рода. Как правило к услугам фьера прибегают обеспеченные семьи, чьи дочери достигли подходящего возраста. Своего рода взаимовыгодное сотрудничество, – добавила Эстер. – Пророки получают здоровое потомство, а мужчины – вознаграждение. Порой случается так, что фьер на вырученные деньги выкупает девушку с согласия ее родителей и вступает с ней в законный брак. Но пророки подобного рода сделки не приветствуют. Как правило, плата за работу фьера всегда на порядок ниже той суммы, которую могут запросить семьи за выкуп дочери.

– Почему не приветствуют? – Голос прозвучал глухо. В голове не укладывалось подобное. Отношение к собственным дочерям как к товару или удобному инструменту. Это ужасно!

– Потому что фьер не может дольше года жить в поселении. Таково слово Аши. Следовательно, если он выкупает девушку, то должен ее увезти с родных земель. Как следствие, при подобного рода сделках пророков будет становится все меньше и меньше. Аша же преследует иную цель, – закончила Эстер, устало выдохнув. Загадочный предмет тем временем занял место у стены, рядом с покосившейся тумбой. Девушка удовлетворенно кивнула, любуясь проделанной работой.

– Значит, в поселение на данный момент проживает два фьера? – спросила я, чувствуя, как сердце в груди болезненно рвется на куски.

– Мне известно лишь об одном, – пожала плечами девушка-пророк. – Хорош собой, но молчалив. Я бы с таким постель делить не стала. Семья Инги его едва ли кому-то показывает.