Тогда она позвонила тете Кей и ее другу Берни. Они наняли грузовик, помогли нам упаковать вещи, быстро натянули на нас зимние пальто, погасили этот мигающий свет

и увезли нас оттуда!

Херзел-стрит

Так мы переехали на Херзел-стрит.

Здесь над нами жили тетя Кей и Берни,

а прямо под нами Пичес из Гринвилла.

По субботам к нам приходили и другие люди

из Гринвилла

посидеть и почесать языками.

На плите у тети Кей булькало и шипело, тушилась капуста, жарился цыпленок, а в большой черной духовке подрумянивался кукурузный

хлеб.

Люди из Гринвилла приводили с собой людей

из Спартанбурга и Чарлстона, и все они

говорили так же, как дедушка и бабушка, ели такую же еду.

Для нас они были такими же близкими, как красная пыль и сосны, пойманные светлячки в банках, рожки с лимонным мороженым.

Веселые посиделки в жаркий вечер, кружка горячего молока холодным утром, вкусная еда, бальные танцы и музыка соул – эти люди и здесь были неотделимы от той жизни.

Они были семьей.

Пожарный гидрант

Иногда мы скучаем по красной пыли,

которая поднималась от наших босых ног, а потом оседала.

Здесь тротуар раскален все лето.

Да еще и подметают плохо:

под ногами полно бутылочных стекол,

поэтому мы носим туфли.

Зато у нашего дома стоят три пожарных гидранта, ими заведует парень с гаечным ключом. В жару, когда совсем нечем дышать, он приходит и достает из кармана ключ. Из открытого гидранта вырывается мощная струя, и мы с другими детьми пробегаем сквозь нее и смеемся, попав под холодные брызги.

Иногда даже взрослые не выдерживают.

Однажды я видела, как моя мама,

которая постоянно твердит

«ни-в-коем-случае-не-ходить-босиком-по-городу»,

сняла сандалии, встала на бордюр

и подставила ноги под струю.

Она смотрела вверх, где виднелся крошечный кусочек неба.

И улыбалась.

Гены

У мамы между передними зубами есть щербинка.

Как и у Папочки Гуннара.

И у всех детей в семье есть такая же щелочка —

она объединяет нас.

Наш младший братик Роман родился бледным, как пыль.

Люди на улице останавливаются,

увидев его мягкие коричневые кудряшки и ресницы.

– Откуда взялся такой ангелок? – интересуются они.

Когда я отвечаю:

– Это мой брат, – они сомневаются, окутывая нас плотной пеленой недоверия. Но стоит нам улыбнуться,

пелена спадает.

Что я помню о Кэролайн, но мы звали ее тетя Кей

Тетя Кей на верхней ступеньке лестницы широко улыбается, ее руки приветливо распахнуты, и мы бежим к ней.

Тетя Кей вечером в пятницу нарядная, благоухающая, с ней ее друг Берни и подруга Пичес.

Тетя Кей на кухне с Пичес и Берни передают друг другу сине-белую коробку крахмала «Арго». Его твердые белые куски исчезают в их ртах, как конфеты, они медленно жуют и проглатывают их.

Тетя Кей, мама и Пичес в узких юбках поют вместе с какой-то группой.

Тетя Кей заплетает мне косички.

Тетя Кей бежит вверх по ступенькам к своей квартире,

я за ней следом.

Тетя Кей смеется.

Тетя Кей обнимает меня.

Затем падение.

Толпа людей.

Машина «Скорой помощи».

Мамины слезы.

Похороны.

Вот и все, что я помню о тете Кей.

Снова переезжаем

После того падения стало невыносимо ходить по лестнице.

– Иногда я иду наверх, забыв,

что тети Кей больше нет, – жалуется мама.

После того падения Берни и Пичес

собрали вещи и переехали в район Фар-Рокавей.

Ведь Кей, объяснили они маме, так любила

океан.

После того падения мы приехали на метро по линии «А» к ним на новую квартиру, играли на пляже до самого захода солнца, а мама сидела на одеяле и задумчиво смотрела на убегающие волны.

Кей была ее старше

всего на десять месяцев.

Их принимали за близнецов,

потому что они всем так говорили.

– Посмотришь на одну, увидишь другую, – говорила мама. – Как одно целое.

После того падения

всякий раз, когда шел дождь,

в коридоре пахло

духами тети Кей.

И тогда мы снова переехали

в квартиру на втором этаже розового дома

на Мэдисон-стрит.

Перед нашим домом стояла большая скульптура из серого камня, слоновой кости и песка, изображавшая Иисуса, Марию и Иосифа. По их телам в маленький фонтан каскадом сбегала вода.

Перед нашим домом люди часто останавливались, крестились и шептали молитвы и только потом шли дальше.

– Этот дом защищен от всех напастей, – уверял хозяин маму. – Ведь его охраняет святое семейство.

– Этот дом защищен, – шепотом говорила нам мама, – святое семейство таких уродцев отпугнет любого.

После того падения

порой я видела, как мама улыбается,

глядя на эту скульптуру. И в ее улыбке мне виделись одновременно и улыбка тети Кей, и ее тайная улыбка, предназначенная сестре, понятная лишь им двоим, будто они снова были вместе.

Школьная тетрадь

И вот однажды я вижу эту пятнистую черно-белую обложку, бумагу внутри, пахнущую чем-то дивным. Мне хочется окунуться туда с головой и жить там – между этими чистыми белыми страницами.

Не помню, как первая тетрадь попала мне в руки, я и писать-то еще совсем не умела, но кто-то, должно быть, знал, что именно она нужна мне сейчас.

Стараясь быть серьезной, я листала страницы, они шелестели, и легкий ветерок ласкал мои пальцы. Сестра не понимала, почему я застыла над тетрадкой с дурацкой улыбкой на лице, как можно восторгаться видом и запахом белой бумаги.

– А зачем ей тетрадь? Она и писать-то не умеет!