притесняет, а теперь от меня нос воротишь! Можешь идти, куда хочешь, дверь открыта!

— Вот видишь, Стешка, какая она! А ты ей в пояс кланялась! — возмутилась Авдотья Семёновна, и, схватив девушку за руку, чуть ли не выбежала из дома Дуниной.

Стешка остановилась на полдороги.

— Барыня, что же это, вы меня к себе ведёте?

— А куда тебе ещё податься? Ты поняла, что она такое, поняла, что я как к родной тебе относилась?

— Да уж, поняла… Может, вы и правда теперь мне двадцать рубликов платить будете? — хитро прищурилась Стешка.

— Вот ещё! Хватит с тебя и восьми.

— Ну…Так и зачем к вам идти? Барынь в городе, что ли, больше нет?

— Молчи, глупая! Дело есть такое… деликатное.

Стешка навострила уши и подошла поближе к Филипповой.

— Шурочку хотят замуж взять! А я одна против них троих. Мне хоть один помощник нужен…

Стешка, заинтригованная донельзя, быстрым шагом двинулась за барыней, которая стала возвращаться к дому, попутно оглядываясь, опасаясь, что кто-нибудь мог подслушать их разговор. Шурочка очень обрадовалась, когда застала Стешку за столом на кухне. Она беззаботно пила чай с печеньем и кинулась обнимать барышню, когда та вошла. Служанка живо описала ей то, как барыня вернула её домой, и как их былые обиды сошли на нет. Шурочка подивилась хитрости бабушки и уступчивости Стешки. Но когда та стала намекать ей о свадьбе и выпытывать, кто её ухажёр, то Шурочка словно язык проглотила и стала увиливать от ответа. Стешка и так, и эдак пыталась выудить из неё хоть слово, но сдалась, когда Шурочка поднялась и удалилась из кухни, не пожелав поделиться с ней самым сокровенным. А Стешке было крайне любопытно узнать, сделали её барышне предложение, или нет. Ей даже стало немножко обидно за себя, ведь раньше Шурочка всем делилась с нею.

Утром случилось то, чего втайне от всех и даже самой себя ждала Шурочка, и чего так опасалась бабушка. Последнюю даже не обрадовало то, что вернувшаяся в родные пенаты служанка ещё до завтрака привела прихожую в порядок, и, не возроптав, помыла полы. Иначе гостям пришлось идти бы по грязным половикам. Авдотья Семёновна застыла в кресле, более обычного суровая и странно нелюбезная с дорогими гостями, а Шурочка опустила глаза над шитьём, но браться за иголку не спешила.

Павел Михайлович объявил, что его сын желает сделать предложение руки и сердца Шурочке, и он благословляет молодых людей на этот союз. Осталось только слово за самой невестой…

— Я согласна! — воскликнула девушка и покосилась на бабушку, которая уже давно хранила молчание и выглядела хмурой.

— Ну, чего же вы? Перекрестите молодых… — громко прошептала Стешка, находившаяся рядом с барыней. Та только зыркнула на неё, недовольная тем, что она вместо того, чтобы претить этому союзу, как они договаривались, теперь толкает её принять его! С ней снова предстоит неприятный разговор, а пока есть более важное дело…

— Я понимаю вашу настойчивость. Такой невесты, как моя Шурочка, и днём с огнём не сыщешь, — произнесла, наконец, Филиппова. — Но есть одно непреодолимое препятствие.

Шурочка уставилась на свою единственную родственницу, понимая, что птица счастья может вскоре выпорхнуть из её слабых рук.

— Какое же? — спросил Тропинин.

— Я не могу дать за внучкой совершенно никакого приданого!

Он непонимающе посмотрел на неё, ведь сама Императрица обещала ему, что у внучки Филипповой будет приданое. Он, правда, был наслышан, что старуха прижимиста и ограничена в средствах, а придя в её дом, понял, что это святая правда, но посчитал, что все доходы она копит для приданого внучке. Не могла же Императрица его обмануть! Раз подобное вовсе невозможно, стало быть, Филиппова дурит его. Он нахмурился, не понимая, почему Авдотья Семёновна упрямится.

Андрей ни разу не задумался, есть ли у Шурочки приданое, поэтому ободряюще улыбнулся ей, а она смогла подарить ему только вялое подобие улыбки. Сердце её ушло в пятки.

Бабушка победно подняла подбородок, что значило её полное владение ситуацией, и она уже стала считать минуты до того, как затянувшийся визит закончится. Неожиданно для всех в комнату вошла Дуська, мяукнула и обвела собравшихся взглядом. Она потёрлась о ноги Шурочки, потом перешла к Андрею, и он позвал её к себе на колени. Дуська не преминула воспользоваться этим предложением и вскоре уже довольно мурчала, а он гладил её рукою. Почему-то именно эта картина придала Шурочке смелости, и она решительно запустила руку в карман платья.

— Простите меня, бабушка. Я должна была вам сразу сказать…У меня теперь есть приданое…

Шурочка выудила из кармана юбки кольцо Императрицы с вензелем, которое было в сто раз лучше всякого любого приданого, выраженного в денежном эквиваленте.

Эпилог

Эта история передавалась из поколения в поколение, обрастала новыми, порой чудными подробностями, утрачивала некоторые факты, и в таком виде дошла до вашего покорного слуги — автора. Несомненно одно — кольцо Императрицы стало не только приданым Шурочки Филипповой, но и семейной реликвией Тропининых.

Шурочка и Андрей жили скромно, не любили посещать высшее общество, а предпочитали проводить время вместе дома. Но гостей принимать не чурались, множество друзей находили у них приятную беседу, а весёлый и лёгкий нрав хозяйки дома искуплял некоторые недостатки её образования и воспитания. Тропинины никогда не отказывали визитёрам в том, чтобы продемонстрировать им своё сокровище, и все находили, что их история достойна того, чтобы быть опубликованной.

Их трое детей стали уважаемыми людьми, двое сыновей поступили на службу в Министерство, а дочь — красавица и умница, удачно вышла замуж за видного деятеля того времени. Тропинины не умели тратить денег больше, чем требовалось, и потому передали дочери в качестве приданого не только заветное колечко, но и приличную по тем временам денежную сумму.

А губернаторские дочки тоже счастливо вышли замуж. Мария за Матвея Хохлова, Елена — за Ивана Топчина. Мария ходила с мужем по улицам, гордо подняв подбородок; они вместе придирчиво осматривали товар в местных лавках, ругали мясника и молочника и распускали нелестные слухи о своих соседях.

Елена поначалу немного стеснялась своего пухленького рыженького супруга, но потом свыклась и даже стала во всём ему угождать: например, просила кухарку печь к обеду больше сытных пирогов и никогда не перечила ему, если он хотел съесть лишний кусок мяса или булки. Через год после свадьбы он почти перестал бывать на людях, оказывая предпочтение домашней еде и обществу с пирогами, стал ленив и не желал одеваться для выхода. Его жёнушка только пожимала плечами и