— И то верно, но выехать нужно до рассвета.

— Согласен.

Усталость брала своё. Говорить не хотелось. Хотелось растянуться в тёплой избе на мягких перинах и закрыть глаза. Скоро подъехали к постою. Ещё не ложившийся спать Тёмка, выбежал на встречу.

— Я знал, что вы вернётесь. Спать не ложился, вас ждал.

Сытник буркнул в ответ:

— Утром тебе это зачтётся. Спрячь коней и телегу.

Спрыгнув на землю, он бросил поводья Тёмке. Мы пошли спать. Они зашли в дом, и хозяйка проводила их маленькую комнатку, в которой прямо на полу валялся тюфяк, подбитый соломой. Возмущаться на такое гостеприимство уже не было сил. Не раздеваясь, друзья рухнули на тюфяк и мгновенно уснули.

Следак проснулся от того, что его трясли за плечо. С трудом открыв глаза, он ни чего не понимая, уставился на Сытника.

— Тебе чего?

— Вставай. Нам пора.

— Куда пора? Только глаза закрыл.

Сытник чувствительно толкнул его в плечо.

— Вставай, говорю! На том свете доспишь.

Понимая, что от него не отвязаться, Следак нехотя поднялся на ноги.

— Говорили, что ты изверг, но что такой…

Получив подзатыльник, и не успев договорить, он вылетел из комнатушки. Пройдя в большой гостевой зал, они столкнулись с хозяином. Как ни странно, но Тёмка был на ногах.

— Ты что, ещё не ложился или уже встал?

Тёмка затряс головой.

— Нет, я не ложился. Я вам в дорогу собирал.

Он протянул им две котомки, набитых какой-то едой. Сытник взял у него из рук эти сумки и пошёл из избы к своим любимцам. Следак остановился, достал из своего кошеля несколько монет и положил их в руку Тёмке.

— Вот возьми. Будешь честно трудиться, у тебя всегда будут монеты. Бросай ты своё лихое дело, да дружков своих, а то ненароком в острог к воеводе попадёшь. Там таких не жалуют.

Тёмка в ответ только мелко кивал головой. Сытник вывел выпряженных из телеги коней во двор. Вытряхнув из кожаного мешка припасённое оружие, он прицепил к поясу меч, а длинный кинжал воткнул за голенище сапога. Остальное, аккуратно сложив обратно в мешок, туго перетянул завязками и прикрепил к седлу Соколика. Сумки с едой он передал Следаку.

— Крепи, чтобы не болтались.

Тот принял их и начал приторачивать к седлу Вьюна. Сытник тем временем подошёл к Тёмке и посмотрел ему прямо в бегающие его глаза.

— Телегу с товаром откатишь на площадь. У восточного въезда найдёшь толстую торговку квашеной капустой. Ей передашь товар.

Тёмка удивлённо смотрел на Сытника. Сытник видел, что тот ни чего не понимает.

— Что ты на меня так пялишься? Товар передашь торговке, а телегу можешь взять себе. Теперь понял?

Услышав последние слова, Тёмка заулыбался и закивал головой.

— Понял. Понял я тебя. Всё сделаю, как ты сказал.

Сытник вскочил в седло.

— Смотри, на обратном пути я проверю, как ты всё понял.

Наконец-таки, закрепив у седла мешки, Следак запрыгнул на Вьюна.

— Если, кто спрашивать будет, ты нас не видел. Телегу пока спрячь, от горя подальше.

Дав последние наставления Тёмке, друзья направились к северным воротам города. Благополучно выбравшись из него, они пришпорили коней и понеслись навстречу восходящему солнцу.

Рурик бесцельно бродил по детинцу. Все его мысли сейчас были об одном — только бы его люди добрались до Китежа. Обратная дорога не беспокоила. Старцы найдут способ, как провести золотой обоз в Новгород. Они давно ждут от него вестей и наверняка продумали обратный путь. Сытник и Следак не ведают, что пойдут обратно с обозом, гружёным золотом. Так оно будет лучше. Меньше знают, дольше проживут. О связи с тайным Китежем ни кто знать не должен. Это последний оплот, строящегося государства. Погибнет Китеж, не будет и земли Русской. Желающих прибрать к своим рукам земли Новгородские предостаточно. Только, что потом останется от народа, от их традиций, от зарождающейся великой нации? Нет. Он не может допустить, что бы с таким трудом, создаваемая им основа всего просто рухнула в угоду беспринципным и алчным завоевателям. К тому же он слово дал старцам, что не пощадит жизни своей, но сбережёт с таким трудом открытые Западные Врата. Когда-то давно, его привёл Род в таинственные пещеры и познакомил с Атеоном. Там, в этих пещерах, старцы рассказывали ему о далёких предках и их наследии. То, что Рурик увидел там, его не просто поразило. Увиденные золотые пластины с древними текстами, свитки и другие артефакты, свидетельствующие о том, что наши предки с далёких звёзд жили здесь и оставили после себя завещание, заставило его пересмотреть свои духовные ценности. Сами старцы, невесть откуда появившиеся в этих пещерах, говорили о мироустройстве, о непрекращающейся Великой войне Тёмных и Светлых сил. Говорили, как победить в этой войне и показывали свитки со странными не понятными ему буквами, оставленными нам расой Славян и Ариев. Тогда он мало, что понимал в этом наследии. Не понимал и своей роли и роли своего народа в этом завещании. Но он верил Роду и Атеону. Не верить им было просто нельзя. Со временем пришла мудрость. Наследие предков уже не казалось таким непонятным. Перед его взором всё ярче стали вырисовываться великие просторы, на которых живут светлые душой люди. Нет ни войн, ни нищеты. Нет не горя ни безысходности. Все люди живут в мире и радости. Он первый, кто положит кирпичик в это наследие. Но как же тяжёл этот маленький кирпичик! На то, что бы его только поднять, уходит целая жизнь. Радует только одно, что за ним такой же кирпичик положит и его сын Игорь. Старцы научат его этому. Выдюжит ли? Не бросит ли он этот кирпичик на своем пути, так и не дойдя до конца и не уложив его в фундамент Великого наследия?

Рурик тяжко вздохнул и отошёл от окна в большой людской комнате. Поднявшись по лестнице, он прошёл в свои покои. Дышать почему-то было тяжело. В груди бушевал непонятный огонь. Он сел в кресло и приложил к груди ладонь. От её тепла стало чуть — чуть легче. За спиной тихо скрипнула дверца, ведущая в покои Ефанды. Княгиня подошла к мужу и обвила его шею руками.

— Что не весел мой князь? Тревожит тебя что-то?

Рурик повернулся в кресле и привлёк княжну к себе, усаживая её себе на колени.

— Тревожит, радость моя. Тревожит.

— Уж не за Сытника ли ты тревожишься?

Князь покривился лицом, но потом взял себя в руки.

— Не понимаю, почему ты его недолюбливаешь? Он один из не многих, кому я могу сейчас доверять.

— А мне ты можешь доверять, или я не вхожу в это число?

— О чём ты? Ты самый близкий мне человек. Как ты вообще можешь задавать такие вопросы?

— Однако, ты не всегда и не всё мне говоришь. Постоянно что-то скрываешь.