Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мона кивает:
– Я чуть подальше живу, и у меня есть проектор, мне папа подарил, так что иногда мы устраиваем киновечера…
– А маме Моны сказали, что у нас репетиция.
– Ну, мы не то чтобы музыкальная группа, но Паулинин папа… – говорит Мона.
Я кашляю. Мона замолкает и смотрит на меня.
– Ю…
Я кашляю.
Мона смотрит на меня.
– Тот Человек, – говорю я.
– Тот Человек?
Я киваю.
– Тот… Человек, – неуверенно повторяет Мона, – иногда с нами что-нибудь играет. Ю… ну, тот Человек – музыкант, он играет в оркестре на виолончели. И в одной группе на гитаре, а ещё сочиняет музыку на компьютере. Иногда он собирает нас, самый маленький и криворукий в мире оркестр, чтобы сыграть то, что он написал. Он нам показывает, как барабанить, хлопать, петь и…
– Объект наблюдения, – прерываю я Мону, – вскоре после наступления сумерек покинул своё место жительства и двинулся в направлении Мауляндии с синим пакетом в руках. У греческого ресторана объект в первый раз остановился, огляделся и выложил что-то из пакета на край террасы, между цветочных горшков…
– Кошачий корм, – говорит Пит так взволнованно, будто видел всё собственными глазами, хотя он-то в операции не участвовал. – Открытые баночки! А в них подмешан яд!
– Я хотел застать его на месте преступления, – качает головой Барт.
– Мы его сфотографировали, но в темноте получилось не особо чётко, – признаётся Юлиус. – Потом немножко подождали и забрали банки с кормом.
– Три штуки, – уточняю я. – И положили их в пакеты. Чтобы не испортить вещественные доказательства. Потом пошли в полицию, отдали им банки и доложили результаты наших наблюдений.
– А дальше? – спрашивает Пауль.
– Дальше, – говорю я, – полицейский осмотрел банки.
Барт смеётся:
– Ага, он довольно долго на них пялился. А потом сказал: «Порча имущества».
– Чего? – переспрашивает Пауль.
– Убивать кошек – это порча имущества.
– Не-е-е, – мотает головой Пауль.
– Да, – говорит Барт. – И можно подать заявление о порче.
– Даже нужно, – уточняет Юлиус. – Если никто заявления не подал, значит, никто не жалуется, что его «имущество» попортили. Тогда, значит, ничего и не случилось.
– И что, можно вот так просто убивать кошек? – возмущённо спрашивает Пауль.
Барт пожимает плечами:
– Если никто не жалуется…
– Да даже если пожалуется! – фыркает Пит. – Упаковку яиц стянуть – и то шуму больше будет.
– В общем, мы хотели сами написать заявление, – говорит Мона, – но полицейский сказал, что посылать кошачий корм в лабораторию на исследование слишком дорого.
– Мы, конечно, не отступили, – говорит Луиза. – И заставили его послать двух других полицейских к кошачьему убийце. Они позвонили ему в дверь, хотели с ним просто поговорить. А он сразу на них набросился, одному даже нос сломал.
Барт качает головой:
– За это его в результате и наказали, а вовсе не за кошек.
– Но всё-таки его задержали, – говорю я. – Это самое главное.
– А через пару дней, – бурчит Пит, – пришла журналистка из газеты, чтобы написать про нас статью. И мне тоже можно было сфотографироваться вместе со всеми, хотя пока детективы мир спасали, я был на гимнастике…
– Из-за этой статьи Мандариновый Нос получил на свою голову кучу проблем, потому что его соседи обо всём узнали и не давали ему проходу, пока он не переехал, – глаза Моны сверкают. – И всё благодаря тем уликам, которые мы собрали!
Пауль кивает:
– Окей.
Он наверняка переполнен впечатлениями, на него вдруг разом свалилось столько друзей! Но держится он бодро. И хорошо, что мы много говорим, так Паулю не нужно самому ничего особо рассказывать, и вообще, то, что он здесь, с нами, вовсе не странно, а очень правильно. Он просто смотрит, и улыбается, и кивает, но поглядывать на носки своих ботинок тоже не забывает.
– Зубы у него такие жёлтые! – шепчет Пит мне в ухо. Я пожимаю плечами.
– Он отличный, – шепчу в ответ. – Единственный разумный человек там, в Пластикбурге. Хороший парень.
– Влюбилась? – спрашивает Пит.
Делать мне больше нечего? Мне такое нужно как рыбе зонтик, честно!
– Не-е, не влюбилась. Пауль мне друг, – говорю я. – Вот как ты.
Мы стоим на улице, швыряем камешки в жестянку. Видят ли они Того Человека, спрашиваю я. Пит и Юлиус кивают, другие мотают головой, но как-то неуверенно, и подтягивают плечи к ушам.
– Угу, – мычит Барт, – бывает. Он же тут постоянно на велике ездит. Всегда со мной здоровается, но говорить с ним я ни о чём не говорил.
Издали доносятся удары колокола на церковной колокольне. Уже шесть, всем пора домой ужинать. Луиза говорит, можно пойти к ней, это будет совершенно нормально, но мне и Паулю есть не хочется, и потом – надо оставаться поблизости от дома, ведь когда-нибудь Тот Человек должен вернуться. Хочу, чтобы Пауль его увидел, а Тот Человек пусть увидит меня. Просто увидит, больше ничего. И только издали. До сих пор я не разговаривала с ним по телефону, не прочла ни одного его письма и запретила ему приходить к нам в гости. Но теперь пора! Он должен меня увидеть, должен увидеть, что у меня всё хорошо, что я в порядке, и пусть у него от этого разорвётся сердце. Пусть тоскует по мне, пусть придёт к нам с мамой и скажет: