На последнем слове цепи со скованной рощи спали, и деревья, несмотря на запутанность корней, бросились врассыпную.

— Лови! — заорал стоящий рядом со мной Кларвин и бросился за ближайшим деревом. Кто-то последовал его примеру, кто-то поспешил к куче железяк, Блонда начала раздавать распоряжения своей свите, указывая, какое дерево нужно для нее поймать.

— Что встала? — толкнула меня в бок Эйсма. — Идем ловить метлы. Их ведь не только поймать нужно. На необработанном бегунце не полетаешь.

Моя подруга закатала рукава и бросилась в сторону самого высокого и толстого деревца. Что ж, ее выбор очевиден — хиленький недорослик просто не выдержит вес зеленокожей богатырши.

Я осмотрелась. Несмотря на шок от происходящего и шум, устроенный как деревьями, так и моими одногруппниками, я постаралась сосредоточиться и вспомнить все, что говорила декан. Такая женщина не будет разбрасываться пустыми словами — это я знала не понаслышке. Мой научный руководитель вел себя точно так же, а потому я знала, что каждое слово такого человека на вес золота, даже если это камень в твой огород. Когда я впервые познакомилась с Давидом Альбертовичем, я готова была придушить его собственными руками. Но человек, который мне посоветовал проситься к нему в аспиранты, предупредил меня: «Не делай поспешных выводов. Он груб, жесток, и ему плевать на тебя и твои чувства, но лучшего научного руководителя тебе не найти. Прислушивайся к каждому его слову и к каждому замечанию. Если он говорит — это чушь и бред сивой кобылы, значит, так оно и есть, даже если ты думаешь, что это верх твоей гениальности. Не смей на него обижаться. Он таких как ты в детском садике на полдник ел. А потому молчи и слушай каждое его слово, каким бы идиотизмом оно тебе ни казалось». И этот человек оказался прав. Первые полгода я чуть ли не каждую ночь рыдала в подушку, я пахала как лошадь, раз за разом переделывая свою диссертацию и научные статьи, я чувствовала себя ничтожеством, неучем, и что там таить — просто дурой. А потом я почитала работы своих аспирантов-одногруппников и все поняла…

Бегунцы сновали вокруг меня, шарахаясь от гоняющихся за ними студентов, стены огня по краю поляны и друг друга. Из-за того, что я стояла тихо и не шевелилась, меня словно не замечали. Но не все. Метрах в пятнадцати от меня стояло молодое деревце, переплетя две самые толстые ветви, словно руки на груди. Деревце не паниковало и никуда не спешило, но стоило кому-либо приблизиться к нему, этот нахал давал своей гибкой ветвью такую оплеуху, что потенциальный хозяин сразу понимал — проще догнать кого-нибудь другого. И я готова была поклясться, что это дерзкое чудо не сводит с меня глаз, даже если их у него нет.

— Меня зовут Ветер, — переплела и я руки на груди, отзеркаливая позу дерева.

Деревце слегка склонило крону вбок.

— Для особо прытких и наглых я Восточный Ветер.

Деревце задрожало кроной, словно смеясь надо мной.

Ах, ты ж, зараза.

— Я чужая этому миру, — прежде чем сказать эти слова, я осмотрелась, чтобы убедиться, что меня не услышат. — Я знаю, что ты меня слышишь и понимаешь. Мне не нужен слуга и инструмент, мне нужен друг и помощник. Много обещать не могу, но то, что будет весело, гарантирую.

Дерево наклонило крону в другой бок и продолжало «смотреть» на меня. Я сделала шаг вперед. Дерево не шелохнулось. Еще шаг и еще. Когда я приблизилась на расстояние полуметра и протянула руку, этот наглец дернул кроной, словно в очередной раз насмехаясь надо мной, и резко рванул вправо.

Ну, держись!

Я кинулась следом, прекрасно понимая, что этот бегунец просто решил проверить мои силы и выдержку. Ничего. Хоть выдающимися физическими данными я и не наделена, я эту сволочь лиственную поймаю просто из принципа. Перепрыгивая резвой козочкой через препятствия в виде дерущихся с деревьями более удачливых одногруппников, я пару раз столкнулась с Эйсмой, один раз чуть не получила веткой по лицу от Блонды, обогнала запыхавшегося друга Кларвина и три раза наступила на чью-то спину. Сколько раз я получила ветками по мягкому месту от еще не пойманных бегунцов, я не считала.

К тому времени, как я все же догнала свою будущую метлу, Эйсма уже успела лишить своего бегунца ног-корней и примерялась к ветвям.

— Руби в первую очередь корни, — кинула она мне под ноги топор, — чтобы опять не убежал.

Я посмотрела на лежащий под моими ногами топор, затем перевела взгляд на своего бегунца. Дерево снова сложило руки-ветви и насупилось.

— Э-э, — отозвалась Эйсма, повернув к нам голову, — а чего это оно у тебя спокойно стоит? Больное, что ли?

Дерево уперло руки в боки, а затем хорошенько хлестнуло веткой Эйсму по ее накачанной заднице.

— Ай! — взвизгнула орчанка, высоко подпрыгивая прямо с корточек, на которых до этого сидела. — Чего это оно?

— Ты его оскорбила, — спокойно пояснила я, — лучше извинись.

— Да ладно тебе, — отмахнулась она, но, видя мой серьезный настрой, вздохнула и произнесла: — Извини.

Дерево кивнуло и вернулось ко мне.

— Но все же, — продолжила Эйсма, — почему оно у тебя не убегает?

Я дернула плечами и озвучила единственный вариант, который смогла предположить:

— Мы с ним договорились.

Эйсма открыла рот, закрыла рот, посмотрела на свое бревно, безвольно лежащее на земле, и спросила:

— А что, так можно было?

Мы с деревцем переглянулись и синхронно пожали плечами. Точнее, пожала я, а бегунец дернул двумя самыми большими ветками.

Но делать из дерева метлу все же пришлось, хотя для нас с деревцем этот процесс больше напоминал стрижку. Процесс начался с того, что мое деревце СЕЛО! Вы когда-нибудь видели, чтобы деревья садились? Я тоже нет. Правда, до сегодняшнего дня мне и бегающих деревьев видеть не приходилось, но все же. Затем это чудо иномирской природы протянуло ко мне корни и, откинув топор подальше, вручило мне небольшую пилу. В результате моих манипуляций под строгим контролем бегунца от комка перепутанных корней остались два довольно ровных и гладких толстеньких корешка. Поднявшись, деревце попробовало передвигаться на них как на ногах и, видимо, оставшись довольным, указало на крону. Нижние ветки-руки пришлось оставить. Дерево категорически отказалось их спиливать, но согласилось облагородить, убрав лишние веточки. Таким образом оно обзавелось довольно ровными руками с тремя небольшими отростками-пальчиками. Над помелом пришлось хорошенько повозиться. Бегунец никак не мог определиться, какие ветки оставлять в живых, а какие срезать и затем привязывать, чтобы в результате получилось хоть что-то похожее на нормальную метлу.

В итоге я была последней изготовившей свою метлу. Как только последний узелок кожаного шнура, удерживающего помело прутьев, был завязан, стена огня спала, и всем присутствующим открылось наше поле боя. А посмотреть было на что. Вся поляна была усеяна обломками, обрубками, срезанными или обломанными ветками с серебристыми листьями и содранной корой. Впрочем, были и уцелевшие бегунцы, которые, как только огонь спал, бросились во все стороны, но тут же были пойманы неведомой невидимой силой, собраны в одну кучу и снова скованы цепью.