хотели продолжать смотреть сериал. В то время я этого не осознавал, но сегодня, когда я лечу вашу маму, бабушку или ребенка в отделении реанимации, я воплощаю в жизнь все старые мечты, которые занимали меня в подростковом возрасте. Незавершенное медицинское исследование удерживало меня в больнице не только ночь за ночью, но и год за годом. Тайны некоторых критических заболеваний могут представлять собой серьезное, казалось бы, непреодолимое препятствие, например, почему одни пациенты быстро умирают, в то время как другие, имеющие тот же диагноз, остаются в живых. Ваши шансы на выживание зависят даже от такого фактора, как ваш средний доход. Это усиливает опасения по поводу того, что растущий социально-экономический разрыв имеет реальные последствия даже для тех, кто лежит в отделении реанимации. Загадки, с которыми я сталкиваюсь изо дня в день, могут показаться пустяковыми по сравнению с подобными проблемами, однако они напрягают мой мозг сильнее, чем самая сложная судоку.

Я все еще помню, как читал письмо, в котором мне предлагали место в медицинской школе. Мои руки дрожали от волнения и нетерпения. В тот момент я не осознавал, сколько экзаменов меня ждет впереди по сравнению с тем, сколько я уже сдал. Даже 20 лет спустя запах библиотечных книг переносит меня к 40 бакалаврским экзаменам, 12 аспирантским, несчетному количеству эссе, диссертаций и пугающих клинических испытаний. Я прошел через все это, чтобы стать реаниматологом-консультантом.

Я отчетливо помню день, когда впервые осмотрел настоящего пациента перед настоящим врачом. Мне было неловко, и я уронил свой стетоскоп, прежде чем вставить его в уши не той стороной. Поскольку технологии в реаниматологии сделали большой шаг вперед, теперь я стетоскоп почти не использую. Недавно в нашей семье появился новый член, рыжий кокапу по кличке Честер. Во время консультации в местной ветеринарной клинике ветеринар предложил нам свой стетоскоп, чтобы мы могли послушать сердцебиение Честера. После того как мои дети услышали уверенный «лаб-даб» закрывающихся клапанов, я снова неправильно вставил стетоскоп в уши, чем очень повеселил свою семью. У меня же сразу выступил холодный пот, как это было тем пасмурным утром, когда я был 19-летним студентом.

Почему одни пациенты умирают быстро, в то время как другие, с этим же диагнозом, остаются в живых?

Сложные экзамены и бесконечные практические зачеты — неотъемлемая составляющая моего расписания более 20 лет. Они предсказуемы, как времена года: одни приятные и теплые, другие противные и холодные. Они остаются важным этапом на пути от студента к врачу, хотя старомодные выпускные экзамены обычно уже не проводятся. Было давно признано, что проверка знаний в виде тестов важна, но ее недостаточно, чтобы считать человека хорошим врачом. В эпоху машинного о бучения и искусственного интеллекта легко подумать, что важно просто дать объемный и связный ответ. На самом деле искусственный интеллект приносит с собой новые сложные проблемы. Иногда именно умение задавать правильные вопросы позволяет объединить множество простых ответов в одно сложное целое. Это имеет большое значение для экзаменов, которые сдают реаниматологи, потому что этим врачам приходится иметь дело с огромным объемом информации: результатами анализов крови, рукописными записями, рентгеновскими снимками и многочисленными показателями сердца. Эти данные нужно не оценивать по отдельности, а объединять в непротиворечивую систему.

Пациентам нужны врачи, которые умеют задавать правильные вопросы. С появлением таких устройств, как суперкомпьютер IBM Watson, даже это человеческое умение теперь можно имитировать. Зная, что мое обучение в медицинской школе стоило более £500 000, может, обществу стоит отдать предпочтение бессердечному роботу? Тем не менее роль врача-реаниматолога гораздо шире, чем просто постановка диагноза и составление плана лечения. Могу сказать, что мое главное достоинство — это способность управлять командой разных специалистов, но при этом оставаться сосредоточенным на пациенте.

40 бакалаврских экзаменов, 12 аспирантских, несчетное количество эссе, диссертаций и пугающих клинических испытаний. Я прошел через все это, чтобы стать реаниматологом.

Давно должно было пройти время портретов выдающихся мужчин из среднего класса на белых стенах больничных коридоров. Их необходимо заменить групповыми портретами самых разных людей, работающих вместе. Это в сочетании с человечностью в общении с пациентами, их семьями и персоналом делает меня более ценным, чем суперкомпьютер Watson.

Пациентам нужны врачи, которые умеют задавать правильные вопросы.

Бесконечные экзамены, которые омрачали мою учебу в медицинской школе, состояли из вопросов, на которые требовалось дать один четкий ответ. Однако реаниматологам часто приходится иметь дело с неопределенностью, поэтому необходимо сделать так, чтобы экзамены оценивали умение врача задавать правильные вопросы, на которые нельзя дать однозначно верные или неверные ответы. Нам необходимо усвоить разницу между способностью врача провести инвазивное лечение и необходимостью этого лечения в принципе. То, что я могу сделать, не всегда совпадает с тем, что мне следует делать. Главное в медицине — понять историю пациента. Пока роботы не очень хорошо с этим справляются, в отличие от людей.

Прошло много лет с того жаркого лета в Перте, и теперь из моего окна открывался совсем другой вид. Первое марта 2018 года должно было стать началом новой, прекрасной, дающей надежды весны, но оказалось, что это был лишь конец долгой и холодной зимы. В тот день я чуть не ушел с работы.

Стресс и напряжение, которые я испытываю как реаниматолог, часто можно представить в виде двух параллельных путей с противоположным направлением движения. Психологически я не ломаюсь после одной большой неудачи или неприятного события. Хотя я помню истории многих больных, никто из моих умерших пациентов не преследует меня и не побуждает снова совершить ошибку. Успешные команды велосипедистов связывают свой успех с агрегацией маржинальных доходов, а я однажды чуть не ушел из больницы по совершенно противоположной причине: агрегации маржинальных потерь. Множество мелочей чуть было не сломило меня.

«Зверь с Востока» был грозным циклоном, который в марте 2018 года стал причиной нехарактерного для весны погодного хаоса в Великобритании. Первые выходные марта запомнились мне не фиолетовыми тюльпанами, которые должны были расцвести в моем саду на готовой к весне почве, а 16 смертями, связанными с самым сильным снегопадом за последние 35 лет, который обрушился на плохо подготовленную Великобританию. Это совпало с одним из самых занятых периодов для отделений реанимации по всей стране: мое отделение раздулось до 170 % от его вместительной способности. У нас было 26 коек и 46 пациентов. Это были важные, но тяжелые выходные для дежурства. Из-за четырех дней снегопада лишь немногие работники могли уехать домой в конце долгого дня. Работая в условиях нехватки еды, недостатка сна и избытка пациентов