— Вы, конечно, понимаете, насколько мне трудно в этомпризнаться, — встрял Перескоков, — но лично мне понравилась идеяколлеги Шпулькина…

— Ну да… — задумчиво кивнула ему примадонна.

— Что за идея? — спросил Стас.

— Не важно! — встрепенулась прима. — Это всепотом! А сейчас — работать! — Она хлопнула о стол пачкойлистов: — Вот тексты, выбирайте.

Мы со Стасом взяли по бумажке, я стал читать, и у меня глазаполезли на лоб. Это была длиннющая песня, но мне хватило первого куплета:

Нет свободы молодым,

Миф — «свобода», ложь и дым!

Но свободе я учусь:

Где хочу, там и…

Я поднял мрачный взгляд на примадонну, и она, поймав его,затараторила:

— Это такая тяжелая роковая баллада в стиле Хрипелова.А припев — народный, пипл схавает!

Я прочитал припев. Он действительно был знаком мне сначальной школы:

Хорошо быть кисою,

Хорошо собакою…

— Я уже слышала фонограмму! — сообщила Самогудовас воодушевлением, — там в припеве после каждый строчки такой крутойхардовый риф!

И она прорычала:

Хорошо быть кисою,

О! Оу! Оу! О!!!

Я глянул на Стаса. Вид у него был перепуганный.

— Костя, — сказал он. — Это кошмар. Послушай:

Расскажу я вам, мальчишки:

Мальчик жил, он смелым был,

Раз он, расстегнув штанишки,

Лес горящий потушил…

— Почему же это кошмар? — возразилаСамогудова. — Очень проникновенная позитивная песня. Ведь напрочь куда-тоушла из нашей жизни героика. А кто же будет воспитывать молодежь, если немы — деятели культуры?

Я схватил еще листочек и прочитал вслух:

Мы друг друга полюбили,

Невзирая на ландшафт,

Мы еще грудными были,

Писались на брудершафт…

— Кто пишет вам эти частушки?! — вскричал Стас.

— У нас целый штат прекрасных поэтов, — отозваласьСамогудова. — Пушкин отдыхает. Тема мочеиспускания раскрыта со всехсторон, она просто выработана, как золотая жила! И всего за одну ночь.

— Но при чем здесь ландшафт?! — рявкнул я.

— Как это при чем? — пожала плечами прима. —А ты сочини рифму на «брудершафт». Поэзия, милочка моя, это великое таинство…Но лично мне больше всего нравится вот это… — Она взяла листочки, немножкопокопалась в них, наконец, выдернула один и, по-рэперски жестикулируя,речитативом продекламировала:

Ты помнишь, чувак, мы курили траву,

Теперь за траву голову оторву.

Ты лучше, чувак, бы отлил бы в нее,

Так эк'ологичнее, блин, ё-моё!..

— Смело! Современно! — сама же оценила она.

— Супер! Просто супер! — запрыгал на табуреткеПерескоков. — Мы порвем эту страну, как грелку!

Я не знал, что и сказать. Но вовремя пришел в себя Стас:

— Лично я никуда не полечу, — сказал он. — Нина какие гастроли.

— Я тоже, — кивнул я, как мне казалось, твердо.

Но вечером мы как миленькие погрузились в лимузинПерескокова и двинулись впереди целой автоколонны, везущей звезд эстрады, внаправлении аэропорта Шереметьево. Взялся спасать мир, не бойся описаться…

— Но ведь самолеты теперь не летают, — удивилсяСтас, когда мы медленно-медленно продвигались через окружавшую здание аэропортатолпу народа с флажками и плакатами «We Love Тот-Того!!!», «I love пи-пи!!!» идаже «Тот-Того, мы пи-пи с вами!» Они были всюду, даже на крыше.

— Нам ужасно повезло, — сообщил Перескоков,сидевший напротив нас. — Мой пилот однажды побывал на концерте моей бывшейгруппы и, естественно, оглох. Ничегошеньки теперь не слышит. Так что он летатьне боится.

— А как же он по радио переговаривается? Со всякими тамдиспетчерами? — спросил Стас.

— А зачем? — удивился Перескоков. — Это былонужно, когда небо кишело самолетами и на посадку неизвестно было куда идти:вдруг там кто-то уже есть. А сейчас и в небе чистота, и взлетные полосы всесвободные, садись — не хочу.

— А для чего здесь столько народу? — продолжалрасспросы Стас.

— Это ваши фанаты, — пояснил Перескоков.

— Да откуда у нас могут быть фанаты, если мы еще ниразу не выступили?!

— Это все, друг мой, дело техники, — сказалПерескоков, — мы профессионалы или где?

Он достал свой мобильник, приставил его к губам и артистичнообъявил:

— Внимание, диспетчерским службам и всем, всем, всем,кто пришел сегодня проводить своих любимцев в турне по дремучим глубинам нашейвеликой страны! Говорит Вениамин Перескоков. Просьба не путать с Перископовым…

По тому, как от его негромкого голоса завибрировалипуленепробиваемые стекла машины, и по легкому эху, которое пробивалось из-заних, я понял, что его речь транслируется через громкоговорители на всю площадь.

— …Встречайте! Звездный кортеж возглавляет лимузинсуперсовременной группы «Тот-Того», и я, Вениамин Перескоков, просьба не путатьс Перископовым, ее генеральный продюсер! — продолжил наш скромныйконферансье, а затем принялся по очереди объявлять остальных участников тура,въезжавших через служебные ворота на аэродром. Тут, словно припаркованныеавтомобили, в ряд стояли десятки громадных разноцветных авиалайнеров.

Когда Перескоков закончил, небо над аэропортом озарилосьразноцветными огнями, и прозвучал запоздалый треск фейерверка. Неизвестнооткуда появились служебные машинки с желтыми мигающими маячками, а вслед заними, объезжая хоровод лимузинов, прополз очень низкий желтый тягач с большимиколесами, тащивший за переднее шасси средних размеров реактивный самолетсоветского образца.

К нему придвинули трап, и дверь нашего автомобиля отворилулыбающийся стюард в аэрофлотовской форме. Из прохладного кондиционированноговоздуха салона мы вышли на пропахший техникой жаркий ветер и зашагали поасфальту.

Раньше всех на трап полезла Клавдия Самогудова, своим зычнымголосом перекрывая оглушительный гул самолетных двигателей:

— Я хочу сидеть в кабине!

— Клавочка, я с тобой! — ломанулось за нейдлинноносое «дитя порока».

После них на борт поднялся пожилой много раз заслуженныйартист Комбинезонов с лицом мафиозного главаря под курчавым париком.

— Костя, я боюсь, — шепнул мне на ухо Стас.

— Я тоже, — кивнул я, чувствуя, что от волнения уменя начинает дергаться глаз. — От этих уродов можно всего ожидать. Надобыло нам настоять, чтобы тур был железнодорожным.