что лучше страдать от несправедливости, чем чинить ее. Однако Платон никогда не понимал, что гуманность превосходит идею его оформленного города-мечты. Он приносил гуманность в жертву своему идеальному городу – иначе последний падет и разрушится.

Он не понимал, что справедливость неотделима от любви. Любовь без справедливости ошибочна и опасна, но справедливость без любви бесчеловечна. Абстрактная справедливость опасно близка к несправедливости.

Мы не можем обвинять Платона в нехристианстве, но он заслуживает обвинения в том, что принес в жертву своему политическому догматизму великодушные идеалы Перикла, Демокрита, Сократа и учеников Горгия, Алкидаманта, Ликофрона и Антисфена. Именно из-за беспричинной жертвы этот раздел получил название «Великое предательство». Он предал не только афинскую демократию, но и своего любимого учителя, который стал его первым наставником. Более того, многие доводы против демократии Платон вкладывает в уста Сократа; Платон заставляет своего старого учителя говорить прямо противоположное тому, чему тот учил. Неужели самообман Платона был настолько глубок, что он больше не мог отличить настоящего Сократа от Сократа, созданного его фантазией?

Может ли предательство быть глубже? Платон не отказался от своего учителя; он поступил гораздо хуже. В поздних трудах Платон чудовищно исказил образ Сократа, нарисовал карикатуру на него. Повторим, что Сократ был демократом, индивидуалистом, поборником равноправия. Платон постепенно стал прямой противоположностью своему учителю. Главной целью Сократа было научить самокритике, и он всегда был готов признать собственное невежество. Платон же, наоборот, был учителем, который все знал, царем-философом, которому следовало беспрекословно повиноваться, создателем государства, совершенного по определению, которое не может меняться, не запятнав себя позором.

Однако есть и предательство иного рода, в котором Платон неповинен и которое ближе подходит к тому, что описал француз Ж. Бенда (1867–1956) в книге «Предательство интеллектуалов». Я бы назвал предателями многочисленных комментаторов, которые растолковывали политические воззрения Платона, но нарисовали совершенно неверную картину, потому что оправдывали его тоталитаризм и его взгляды на общее имущество, жен и детей.

Лучше всего об этом написал Поппер: «Каким памятником человеческому ничтожеству является идея правителя-философа! Какой контраст она составляет с простотой и человечностью Сократа, предостерегавшего политика против опасности ослепления собственной властью, совершенством и мудростью и пытавшегося научить его самому важному, а именно тому, что все мы – хрупкие люди. Какое падение – от сократовского мира иронии, разума и честности к платоновскому царству вождей, магическими силами возвышаемых над обычными людьми, хотя и не настолько высоко, чтобы уберечь их от использования лжи или от постыдной сделки шамана – в обмен на власть над своими товарищами поведать им магические рецепты приумножения скота»[112].

«Тимей»

Научные идеи Платона мы рассмотрим позже. Сейчас поговорим о книге, которую большинство ученых считают главным научным трудом Платона. Это «Тимей», где речь идет не о науке в ограниченном смысле, но о космологии, то есть об изучении Вселенной во всей ее полноте, порядке и красоте. Наука, как мы ее понимаем, занимается ограниченными темами и обязана своим успехом и жизнеспособностью строгим и намеренно воздвигнутым границам. Космология – нечто прямо противоположное: она имеет дело со всей Вселенной и потому, независимо от объема научных составляющих, которые космолог может включить в обзор, поэтому относиться к нему надо не как к ученому, а как к метафизику.

Сказанное особенно верно применительно к «Тимею», книге, которую многие комментаторы на протяжении тысячи лет считают вершиной мудрости Платона. Современные же ученые склонны считать ее лишь памятником глупости и безрассудства.

Ближе к концу жизни, скажем, в последние два десятилетия, Платон начал писать трилогию – «Тимей», «Критий» и «Гермократ». Он закончил «Тимея», «Крития» оборвал (на середине фразы), а к третьему диалогу даже не приступил. Трилогия мыслилась им как всемирная история – с доисторических времен до рассвета будущего. Две последние части были политическими; возможно, по мере того, как накапливались его заметки, Платон все больше сознавал, что заданные им рамки слишком тесны. Он забросил трилогию и начал сочинять «Законы», последний и самый большой его труд. Если человек начинает писать законы в расчете на будущее и хочет как можно подробнее их растолковать, ясно, что сочинение непременно разрастется и выйдет далеко за рамки изначальных диалогов.

«Тимей» назван так по имени главного оратора, Тимея Локрийского, которого не удается отождествить с каким-либо реальным лицом – возможно, это вымышленный персонаж. Делались попытки отождествить Тимея Локрийского (имя указывает на происхождение из города Локри в итальянской провинции Калабрия) со старым пифагорейцем, который мог быть учителем Платона и написал на дорийском диалекте трактат о душе мира и природы. Неоплатоники считали этот труд подлинным, но позже было доказано, что трактат – апокриф, написанный не ранее I в. н. э. «Тимей» – космологическая основа трилогии. Дискуссию можно разделить на три части (цифры в скобках указывают их сравнительную длину): 1. Вступление (8), в том числе миф об Атлантиде, рассказанный Солоном, мудрейшим из Семи мудрецов. 2. Собственно космология (42), создание души мира, теория стихий, теория материи и чувственных предметов. 3. Физиология, нормальная и патологическая (23), создание тела и души человека. Вторая часть – главная, она гораздо длиннее двух других, вместе взятых. В ней обсуждается сущность физики, настоящего и будущего, образца и копии (видимый мир – лишь подобие мира реального); творение, тело мира и его душа, взаимодействие разума и необходимости и т. д. Более подробный анализ займет значительное место и лишь уведет читателя в сторону.

Идеальный полис, описанный в «Государстве», как предполагается, существовал на самом деле в далеком прошлом, в доисторических Афинах. Цель «Тимея», однако, состоит в том, чтобы связать идеальное государство с организацией всей Вселенной. Государство – лишь политический аспект Вселенной; человеческая нравственность – лишь отражение космического разума.

Создатель мира (демиург) – не творец, но, как Разум Анаксагора, распорядитель, устроитель. Назовем его божественным разумом. Упорядоченный мир божественен сам по себе до разумной необходимости. Различие между материей и разумом не вполне ясно, так как оба понятия можно выразить с помощью вселенского разума. Впрочем, в «Тимее» присутствует еще одна форма дуализма, различие между большим миром (макрокосмом) и меньшим (микрокосмом). Это различие уже было подмечено Демокритом, но Платон значительно его развил.

Вселенная похожа на единый живой организм, о рациональности которого свидетельствует регулярность астральных движений. Душа Вселенной сравнима с человеческой душой; обе они божественны и бессмертны.

Планеты и звезды – наивысшие образы Идей; их можно назвать богами. Астрономия – основная наука для мудрости, здоровья и счастья. Божественную математику, представленную движением звезд, можно найти также в музыке и в теории чисел. Когда человек умирает, его душа возвращается «в обитель