детородного вожделения. Когда зверь этот в поре, а ему долго нет случая зачать, он приходит в бешенство, рыщет по всему телу, стесняет дыхательные пути и не дает женщине вздохнуть, доводя ее до последней крайности и до всевозможных недугов, пока, наконец, женское вожделение и мужской эрос не сведут чету вместе и не снимут как бы урожай с деревьев, чтобы засеять пашню утробы посевом живых существ…»[117]

В другой части той же книги, ссылаясь на сексуальные вожделения, он говорит: «…если души будут над этими страстями властвовать, их жизнь будет справедлива, если же окажутся в их власти, то несправедлива. Тот, кто проживет отмеренный ему срок должным образом, возвратится в обитель соименной ему звезды и будет вести блаженную, обычную для него жизнь, а тот, кто этого не сумеет, во втором рождении сменит свою природу на женскую. Если же он и тогда не перестанет творить зло, ему придется каждый раз перерождаться в такую животную природу, которая будет соответствовать его порочному складу, и конец его мучениям наступит лишь тогда, когда он, решившись последовать вращению тождества и подобия в себе самом, победит рассудком многообразную, имеющую присоединиться к его природе смуту огня и воды, воздуха и земли, одолеет их неразумное буйство и снова придет к идее прежнего и лучшего состояния»[118].

В речи Диотимы в «Пире» объясняется, что сексуальное вожделение – низшая форма нашей страсти к бессмертию. Платон сознавал необходимость брака и деторождения. В идеальном государстве сексуальные отношения лучших людей должны быть ограничены определенными торжественными случаями; они регулируются в соответствии с демографическими потребностями. Платон, кажется, не понимал, что любовь в браке включает в себя интимные отношения между двумя людьми, требует доброты и благоденствия от обоих супругов, и, если семейная жизнь протекает счастливо, она приносит большое удовлетворение. Он считал, что браки должны быть короткими – вроде случки у скота. Ему, похоже, и в голову не приходило, что брак – не просто вопрос сексуального удобства и евгеники, но и отношения между людьми, союз двух сердец, что для развития богатства личности и гармонии в союзе нужны долгие браки, чем дольше, тем лучше; и что счастливые и долгие союзы – величайшее благословение в жизни.

Как вышло, что идеалист Платон не задумывался о подобных вещах? Причина в том, что всякий раз, как он идеализировал сексуальные желания – а он делал это часто, всякий раз, как думал о борьбе между духом и плотью, всякий раз, как принимал романтический взгляд на любовь, – фоном служили не гетеро-, а гомосексуальные отношения. Выражение «платоническая любовь» имеет для нас двойной смысл; первый – побуждение к союзу с красотой и созерцательностью идеала (выраженными Диотимой), второй – духовная дружба без сексуального влечения. Когда мы думаем о платонической любви во втором значении, мы представляем себе духовную дружбу мужчины и женщины. Платон же думал о духовной дружбе мужчины и мальчика. Платоническая любовь для него была сублимацией педерастии; настоящую любовь он называет в «Пире» «правильной любовью к мальчикам» (to orthos paiderastein)[119].

Платон не обязательно был педерастом в физическом смысле, но он почти наверняка был гомосексуалом. Он ни разу не был женат, и, хотя иногда говорит о сексуальных отношениях между мужчинами и женщинами, его рассуждения бесстрастны; нежные чувства он приберегал для гомосексуальных отношений. Платона можно назвать женоненавистником. Это много раз подтверждается в его сочинениях. Сравните, например, мягкий рассказ Ксенофонта о Ксантиппе в «Меморабилиях» с жестоким описанием Платона в «Федоне». Ксенофонт рассуждает, как отец семейства. Платон описывает ту же сцену, как типичный женоненавистник:

«Увидев нас, Ксантиппа заголосила, запричитала, по женской привычке, и промолвила так:

– Ох, Сократ, нынче в последний раз беседуешь ты с друзьями, а друзья – с тобою.

Тогда Сократ взглянул на Критона и сказал:

– Критон, пусть кто-нибудь уведет ее домой.

И люди Критона повели ее, а она кричала и била себя в грудь».

В описании Платона Сократ обращается с женой крайне грубо и жестоко. Можно ли представить, что Платон, который часто проявлял мягкость и милосердие, готов был пожертвовать женщинами и святостью брака, как он поступил в «Государстве»? Однако гомосексуалу было сравнительно просто принять обобществление женщин и детей.

Надо отдать Платону должное, в его последнем сочинении, «Законы», педерастия осуждается. В его защиту можно также сказать, что практика педерастии была широко распространена в Афинах и еще шире – в странах, которыми он так восхищался, на Крите и в Спарте. По его словам, миф о Зевсе и Ганимеде, ставший божественным примером педерастии, придумали на Крите. Вероятно, педерастия в Афинах была больше распространена среди аристократов, праздных и искушенных богачей, чем среди простолюдинов. Во всяком случае, гетеросексуальность должна была быть правилом, а не исключением, иначе народ перестал бы существовать. Греки почитали брак и любили детей, как и мы, а может быть, даже больше. Потомки мужского пола нужны были, чтобы вести домашнее хозяйство и исполнять религиозные обряды после смерти отца. Сама атмосфера сочинений Платона гомосексуальна, чего нельзя сказать о других греческих авторах того времени, таких как Ксенофонт. Можно предположить, что средний обычный мужчина в Греции, как и в наши дни, склонен был любить женщин и производить на свет детей.

Подобные вопросы необходимо было прояснить, хотя они не имеют непосредственного отношения к истории науки, потому что мы должны верно оценивать личность Платона и лицемерие его комментаторов. Большинство из них предпочитало вуалировать гомосексуальность Платона, как и присущие ему коммунистические взгляды. Переводчикам на английский язык легко было скрывать аллюзии на гомосексуальность, поскольку в английском языке прилагательные не имеют категории рода; так, прилагательное beloved (возлюбленный (-ная), желанный (-ная)) могло относиться как к женщине, так и к мужчине. В греческом же языке места для двусмысленности не оставалось. Возможно, переводчики оправдывали свое ханжество стремлением защитить молодежь. Однако лучше было бы вовсе не переводить тот или иной текст, чем намеренно искажать его. Для лжи нет оправданий, а ложь, с помощью которой иллюстрировали ложный идеализм, – одна из худших ее разновидностей.

Заключение

Платон был поэтом и метафизиком, мастером, который замечательно хорошо пользовался литературным инструментом почти невероятной остроты – греческой прозой золотого века. Его научную деятельность мы обсудим в следующей главе, но здесь должны заметить, что он не был ученым в полном смысле слова. Его можно назвать космологом, метафизиком, провидцем. История платонизма – это история долгой череды двусмысленностей, недоразумений, уклонений от прямого ответа.

Обсуждение политических и сексуальных предпочтений Платона может показаться неуместным в книге