маленький рот ладонью, с опаской посматривая на болтающих впереди женщин, затем взглянула на девочку и покачала головой, губами показывая: «Не надо».

— Теперь веришь, что я смогу купить бабуле дом в Париже?

— Теперь — верю.

К одиннадцати часам мы уже были возле дельфинария на Большом Утрише. Народу, как и ожидала Леся, набралось не очень много. Скажу честно, я не была особо любительницей ни цирков, ни зоопарков, и всю жизнь искренне считала, что ни один человек, сидящий в клетке с прозрачными стенами не смог бы выдержать больше месяца и не сойти при этом с ума, но Кирилл надо мной посмеивался и говорил, что на самом деле такой максималистский антропоморфизм присущ только детям: лишь они видят в животных мыслящих и думающих существ, а это в корне противоречит нормальной человеческой логике. Но я так и не смогла согласиться с его доводами о преимуществах сытой и безопасной жизни безмозглых животных. И потому царапающее ощущение некоторой неправильности и несправедливости мешало мне наслаждаться происходящим действом. Но зато, наблюдая за реакцией зрителей, подставляя лицо легкому летнему ветерку и с прежней жадностью вдыхая морской терпкий запах, я отрешилась от непроходящей последние дни безысходности и тоски. «Бабуля» снимала выступление на планшет, Настена подпрыгивала и широко распахивала глазенки, когда брызги, поднятые прыжками афалин, долетали до нашего ряда, а Рыж сидела, привычно обнимая и автоматически поглаживая живот, и смотрела на водную «сцену» с непонятной мне грустной улыбкой. В какой-то момент я решилась и, наклонившись к ее плечу, спросила:

— Лесь, все нормально?

Она чуть повернулась ко мне, явив подозрительно блестящие серо-зеленые в рыжую крапушку глаза, и прошептала, шмыгая покрасневшим носом:

— Вот представь, тебя поймали какие-нибудь, ну, йетти или лох-несские чудовища, посадили в свой зверинец, заставили плясать с бубном так, как им смешно, и вынуждают это делать им на потеху каждый день. Ты бы когда их возненавидела? Сразу или через какое-то время? А эти, посмотри, они же в своей стихии сильнее любого дрессировщика, а ведь никому не навредили, детей, вон, на «таблетке» катают, гладить себя разрешают. Мне кажется, что они намного мудрее нас. И лучше. Думаешь, я ненормальная, да?

Я только молча приобняла подругу, подумав, что в ее взвинченном гормонами состоянии эмоциональной бури сейчас, наверное, не лучшее время обсуждать вопросы жестокого и любого другого обращения человека с животными.

По окончанию представления Рыж так целеустремленно двинулась в сторону распорядителей дельфинария, что мы все еле поспевали за ней. Подойдя к нарядной женщине-ведущей, Леся натянуто улыбнулась и спросила:

— Простите, а где можно оплатить сеанс дельфинотерапии?

Та быстро затараторила про кассу, стоимость, уточнила, кто будет «подвергнут» лечению — сама беременная девушка или ребенок — и, после улаживания всех этих моментов, Леся, наконец, соизволила ответить на вопрос встревоженной свекрови:

— Детка, мне страшно за тебя, все-таки дикие животные, вдруг это опасно?

— Надюш, мне просто очень-очень-очень надо. Вот очень-преочень.

Настена в воду лезть не захотела, сказала, что погладит «морских человеков» со ступенек, а я помогла Лесе снять просторный шифоновый сарафан в крохотном закутке, завязала на ней цветастое парео и, сняв сандалии, спустилась вместе с ней в воду мелкого бассейна, где на противоположном, более глубоком краю, кружил дельфин белобочка. Рыж отпустила мою руку и, аккуратно переступая по углубляющемуся дну и разгребая воду руками, двинулась к дельфину. Она отошла от меня всего на пару тройку шагов, когда дрессировщик, заметив ее движение, крикнул:

— Девушка, подождите секунду, я сейчас спущусь к вам!

Парень легко соскользнул в воду прямо с площадки, в один гребок подплыл к цветастому пятну парео, всплывшего вокруг подруги, и особым образом похлопал раскрытой ладонью по воде. В ту же секунду огромная тень скользнула прямо к их ногам, а еще через мгновение из воды высунулась «улыбающаяся» пасть с мелкими острыми зубками и защелкала тем самым, особым дельфиньим языком. Шум и гомон вокруг не давали мне возможности услышать, что говорит Леся парню-дрессировщику и что тот ей отвечает, я только наблюдала за тем, как она осторожно прикасается к носу животного, проводит пальчиками по голове дельфина, гладит плавник и вдруг ныряет в воду прямо рядом с ним. Свекровь испуганно охнула, но я видела, что дрессировщик совершенно спокоен, и решила не торопиться с паникой. Вернувшись на площадку, я села на краю рядом с Настеной, которая болтала ногами в воде, внимательно наблюдая за мамой, а та так и «обнималась» с дельфином в присутствии его дрессировщика: она ныряла, и какое-то время наружу торчала только ее облепленная ярким платком попа, потом выныривала, дышала несколько секунд и снова опускалась под воду… Минут через десять-пятнадцать Леся вернулась к нам вместе с дрессировщиком — улыбчивым парнем лет двадцати семи.

— Вот, знакомьтесь, это Тимур. Тимур, а можно мои девочки угостят Жозефину рыбкой?

Тимур ловко приподнялся на руках и так лихо выскочил на площадку, как будто его кто-то подтолкнул из воды. Он принес из служебного помещения ведерко с кусочками остро, пряно пахнущей скумбрии и поставил его за нашими с Настеной спинами. Еще некоторое время мы провели, угощая нашего «терапевта», бабушка фотографировала Настю с дельфином, а я смотрела в нечеловеческие умные глаза немаленького морского млекопитающего и вспоминала презрительное фырканье Кирилла во время наших споров о недопустимости таких жестоких развлечений человеческой цивилизации, как коррида, охота на волков и прочие «кровавые» спектакли, в которых мнящий себя венцом божественного творения ведет себя преступно по отношению к тем, кто является его соседями по этой планете, а не игрушками, созданными для его удовольствия.

На обратном пути разморившаяся Настена уговорила маму спрятать ее кресло в багажник, чтобы она могла поспать на руках у бабушки, и обе «девицы», как назвала их подруга, сладко сопели сзади под убаюкивающие звуки такой летней «Morchiba», тихо льющейся из динамиков. Рыж ехала молча, что лично мне было очень непривычно — я не могла припомнить такого случая, чтобы Леське было нечего обсудить или рассказать, или просто поржать над любой ерундой. Практически на подъезде к моему дому, на одном из длинных светофоров я решилась прервать затянувшееся молчание:

— Лесь, тебе не было страшно? Я только ногами в воде болтала, когда она подплыла, и то… мороз по коже от этой мощи. Как будто… даже не знаю, как объяснить, но точно понимаю, что я по сравнению с этой «рыбкой золотой» просто щепка в чужой стихии.

— Страшно? Как можно бояться существо, встрече с которым обрадовался малыш? Мне прям показалось, что он уперся ладошками в