Джо Бен ухмыльнулся мне, когда пикап уже скрылся, но крики Генри еще не затихли.

— Могучий старик, не правда ли? — сказал Джо и затанцевал вниз к скалам, которые указал Генри, вне себя от нетерпения. Я последовал на писк радио Джо. Будто во сне. Все никак не мог перекинуться мыслями с этого пикапа на дело. И мы приступили…)

На Главной улице старик Генри зашел в магазин Стоукса — чаял я застигнуть старого козла, не без того — за расклинками. Лиланд — тот остался в пикапе, меня дожидаючись. Стоукса тут нету, но этот ниггер за прилавком аж заикал, меня завидевши. Весь издергался, когда я за расклинки спросил, пошел мне втирать: ах, извините, мистер Стэмпер, но мистер Стоукс сказал, что никакого обслуживания… и я говорю, что это пустяки, потому как сам себя прекрасненько обслужу, посмотрел, отыскал нужный размер и сграбастал с полки, пока этот хмырь выдумывал, чего б еще брякнуть.

— Премного обязан, — сказал я ему очень вежливо, — найди графу «Стэмперы» и поставь в счет. — И я вышел и забрался в пикап, где сидел-дожидался Малыш. — Трогай, сынок, покуда нас за грабеж не сцапали.

В городе, после краткого визита в магазин за какой-то надобностью, Генри высадил меня у офиса доктора, а сам поехал в «Корягу», где, как сказал, «можно скоротать время с пользой». Я сказал ему, что буду ждать его в приемной, если доктор управится со мной до возвращения, и подошел к столику. Сорокапятилетняя амазонка в белом халате сообщила мне, что придется обождать, предложила сесть, а потом битый час пялилась на меня поверх журнала, а я боролся со сном на пропахшем септиком диванчике и сокрушался, что не могу составить компанию папочке в его месте «полезного досуга»…

Сбагрив малыша доктору, я решил зарулить в «Корягу», чтоб слегонца развеяться. Послушать новости. Но главной новостью, похоже, стал сам. Мое явление народу посеяло хорошенький переполох, но я наплевал на них на всех и гордо подошел к стойке. Я пропустил пару вискариков, занимая себя чтением объявлений, развешанных у двери, где предлагалась всякая всячина на все вкусы, и уж готов был опрокинуть третий, когда вошла Индианка Дженни, с грацией старой тельной коровы. Вот она моргает, озираясь, видит меня и валкой волчицей надвигается с огнем в глазах.

— Ты! — говорит она мне. — Ты весь и семья твоя вся — вы всех доконали нас, что упрямые такие.

— Дженни! Бога ради, не желаешь ли выпить? Тедди, спроси у Дженни, что она предпочитает в это время дня.

Я веду себя так, будто все по-обычному и все пучком, как и в лавке Стоукса. Провалиться мне, если перед ними выкажу, что в курсе. Может, слух-то мой и не таков, как прежде, но уж вид нужный на себя напустить — это как всегда пожалуйста. Дженни, значит, стакашек-то от Тедди приняла, но от влаги той ничуточки не смягчилась. Присосалась, на меня и не посмотрит. Но такое чувство у меня, что распирает ее что-то, аж удержать невмочь. На меня зуб точит — ну да ей-то с какого перепугу? Вот она приканчивает виски, ставит стакан и говорит:

— Так или не так, а только не сплавить вам бревна, никак не сплавить. Не сплавить к Благодарения. Никому не по силам.

Я лишь усмехнулся и пожал плечами, будто и понятия не имею, что за зверь такой, «Благодарения». А сам в непонятках: чего ж ее грызет-то так, ё-мое? Может, от повального безденежья народ не надирается до нужной кондиции, и ее охота тоже медным тазом накрылась? Возможное дело. Эта заварушка всех, кажись, затронула. Может, у Дженни зачесалось ретивое, а утешить некому. Продолжает сверлить меня глазами. Повторяет, что никому не удастся поспеть к Благодарения, а я говорю ей, что мне ужасно жаль, но я все никак не могу ухватить нить ее мысли. Она снова опрокидывает стакан и ставит его на стойку. И снова говорит:

— Нет, у вас не получится. — И на сей раз эдаким замогильным голосом, который меня тревожит малость, честно. Достаточно, чтоб я спросил:

— Что значит — не получится? Не понимаю, о чем ты. Да и что меня остановит?

А она в ответ:

— Я обрушила на тебя свое мщение, Генри Стэмпер… Я целую неделю варила кости летучей мыши…

— Так меня вареные кости летучей мыши остановят, значит? Приехали! Все-таки вы, индейцы…

— Нет. Не только кости, не только…

— А что еще? — спрашиваю, чуточку сварливо. — Что там еще в твоей лютой похлебке?

— Луна, — только и отвечает она. — Луна! — И идет к женскому туалету, оставив меня обмозговывать это…

Прочие горожане в баре, разочарованные, вернулись к своей выпивке и беседе. Какую-то минуту они думали, что Дженни по-настоящему сцепится со старым ящером. Но нет, решили они, когда она ушла: просто еще одна порция ее обычной болтовни про луну и звезды…И они, проводив Дженни взглядом, принялись чертить пальцами узоры на запотевшем пластике столов, жалея, что шоу не состоялось.

Лишь Генри, поворотившись к залу сухой ссутуленной спиной, всерьез задумался над словами Дженни. Луна? Он медленно тянул свой виски… «Луна, да? — повторил он про себя, насупившись. И медленно вытянул бумажник из кармана. — Что, если… — Достал из бумажника крохотную книжечку, принялся перелистывать страницы, нашел нужные, черный обломленный ноготь побежал по колонке крохотных цифирок. — Посмотрим… Ноябрь… Что, если…» — И он, резко засадив бумажник и книжечку в карман, похромал к выходу, к пикапу. «Господи… что, если она недоговаривает, ведьма?» Помчался на восток, из города, не замечая знаков «стоп» и даже в мыслях не имея вернуться к доктору за Ли. Проезжая мимо лесопилки, он подкатил к берегу и окликнул Энди:

— Как у них там?

Энди тащил кондаком огромное бревно; его моторка, надсадно тарахтя, вползала в просвет в недособранном плоту.

— Отлично, — крикнул парень в ответ. — Почти десять. И таких здоровых я еще в жизни не видывал.

— Как уровень реки? Поднялся, да?

— Есть малость, а что? Не так уж сильно приподнялся, чтоб нас обеспокоил…

— Но ведь сейчас отлив еще, да? А оно поднимается? Отлив ведь, правильно?

Прежде чем ответить, Энди встал на ноги в лодке, чтоб посмотреть на реку; обрывки коры и мусор в самом деле мчались к морю, вниз. Слегка смутившись, Энди развернул лодку и подогнал ее к мерной свае — убедиться, что не напутал с глубиной. Нет, не напутал. И уровень повышался, и уверенными темпами, хотя река по-прежнему катилась к морю.

— Aгa, — медленно молвил он через плечо, — и сбегает, и поднимается. Дядя Генри, к чему бы это? Почему вода прибывает, когда река вниз идет?

Но старик уже врубил задний ход, и пикап выруливал на трассу. Луна. Луна, да? Что ж, пусть луна. Да, пусть сама луна. Но я и луну поимею, богом клянусь…

Когда Амазонка в белом халате наконец отвела меня в кабинет врача на обследование, доктор до такой степени наплевал на мой бедный измученный жаром организм, что даже не оказался на месте; по сути занималась мной Амазонка, а доброго доктора я так и не увидел, покуда она не закончила со мной и не указала на ширму, за которой некая гора плоти под белыми снегами халата, восседавшая в старомодном вращающемся кресле, вдруг присвистнула и ахнула: