— Отвезите нас в Заоблачные горы, — сказал он.

— Туда, где бы мы смогли отыскать Знаки, — уточнила Вика.

Качели не двигались.

— Кажется, русалки упоминали, что нужно сказать что-то еще, — Максим наморщил лоб, и одним духом выпалил: находясь в здравом уме и трезвой памяти, я по собственной воле намереваюсь воспользоваться крылатыми Качелями в качестве транспортного средства, полностью отдавая себе отчет в том, что всю ответственность от возможных последствий данного решения я беру на себя, и не стану перекладывать ее на кого бы то ни было, будь то человек, зверь, или иная сущность. С условиями ознакомлен и согласен. Претензий и возражений не имею, — он перевел дыхание, — Давай теперь ты!

Качели заработали крыльями и поехали по земле.

— Находясь в здравом уме и трезвой памяти, я по собственной воле намереваюсь воспользоваться крылатыми Качелями, — начала Вика, стараясь вкладывать в свои слова как можно больше чувства.

«Вы должны быть на сто процентов уверены в себе, иначе они не взлетят», — вспомнила она напутствие русалок.

Как только она произнесла последний слог, крылатые качели оторвались от земли и, заложив крутой вираж, взлетели вверх. У ребят моментально захватило дух. Полет на крылатых качелях был необыкновенным ощущением, не похожим ни на безбашенное, ребяческое удовольствие от «высшего пилотажа» грифонов, ни на утонченное, воздушное наслаждение от парения на летунчиках — это было совершенно особенное чувство — свежее, как морской бриз, пряное, как кориандр, и яркое, как все в Абсолюте. Качели не двигались по прямой — они то проваливались в воздушные ямы, то резко взмывали вверх, словно на трамплине, отчего путешественникам казалось, что они едут по бесконечным американским горкам.

Заоблачные горы становились все ближе, громоздясь друг на друга, они надвигались со всех сторон, и Вике казалось, что они смотрят на них, изучают, оценивают. На некоторые, самые высокие, были нанизаны толстые лепешки облаков. Обветренные пики скал хмуро глядели вслед путешественникам, словно тоже хотели улететь, но не могли, так как были навечно прикованы к земле. Их асимметричные темные силуэты были похожи на окаменевшие останки древних чудовищ, которые, должно быть, когда-то населяли эти края.

По мере того, как Качели поднимались выше, холод постепенно давал о себе знать — сначала незаметно, но потом все сильнее. У Максима в рюкзаке нашлась пара перчаток, к сожалению, только одна, и он отдал их Вике. Ребята подняли воротники, плотно запахнулись в плащи, но все эти меры от мороза не спасали. Стуча зубами, пассажиры крылатых Качелей постепенно превращались в сосульки. Бьющий в лицо поток ледяного воздуха только усиливал это состояние. А они все еще продолжали подниматься вверх.

Когда все облака остались далеко внизу, а воздух стал таким разреженным, что стало трудно дышать, крылатые Качели вдруг резко сбросили скорость, и пошли на посадку.

— Выше мы уже не поднимемся, — сказала Вика. — Это их потолок.

— Выше уже не небо, а космос.

Наконец, Качели остановились.

— Они хотели облететь эту гору, но она оказалась слишком высокой, — Максим спрыгнул на землю, тут же по колено провалившись в глубокий снег, — Видимо, то, что нам нужно, лежит за ней.

— Понятно теперь, почему Жезл спрятали именно здесь, — выдавила Вика, тяжело дыша, — воздуха не хватало, — Живому человеку здесь находиться невозможно.

— Говори шепотом, — Максим с тревогой покосился на вершину, — Мы стоим на леднике. Иногда даже громкого кашля достаточно, чтобы спровоцировать сход лавины.

Снеговик

Качели высадили их на склоне огромной горы, на редкость правильной пирамидальной формы; вершина, как сахарной глазурью, была укрыта белоснежной шапкой снега и льда, делавшей ее похожей на гигантскую ромовую бабу. Все это было очень красиво, но изнуренным путешественникам было не до красоты — они устали, продрогли, и вдобавок страдали из-за недостатка кислорода.

— Главное — не останавливаться, — твердил Максим через каждый шаг. Идти. Двигаться. Если мы будем двигаться, то согреемся.

— Сейчас бы кружку горячего шоколада, — мечтательно прошептала Вика, — подкинуть дров в камин, и закутаться в пуховое одеяло… Я одного понять не могу: зачем нас надо было тащить на самую верхотуру? Неужели нельзя было выбрать другое место, хоть немного ниже?

— Может, потому что ты сказала — «туда, где бы мы смогли отыскать Знаки?» — предположил Максим.

— Откуда качелям знать, где спрятаны наши Знаки?

— Понятия не имею, — неожиданно лицо Максима просветлело, — Но они знали! Гляди!

Он показывал на сутулый каменный утес, сиротливо высившийся над горным плато. В профиль его силуэт был похож на гипертрофированное человеческое лицо — крупный, мясистый, непропорционально длинный нос, покатый лоб, глубоко посаженные глаза, губы, словно полуоткрытые в крике, тяжелый, выдвинутый вперед подбородок. Совсем не обязательно было иметь большое воображение, чтобы представить себе, что это превращенный в камень великан, который вот-вот очнется от колдовского сна, зашевелится, повернет голову и посмотрит прямо на тебя — столь отчетливо были видны все черты лица, вплоть до малейшей черточки.

— Это знак, — вздрогнула Вика, — Он указывает нам путь!

— Ставлю что угодно, нам туда! — горячо прошептал Максим. Его голос дрожал от ликования, когда он доставал компас и онемевшими руками наводил стрелку, — Ага, этот великан смотрит на север!

— Вперед!

Как и в прошлые два раза, ребят вновь охватило необычайное волнение; воодушевленные получением нового Знака, они бодро зашагали вперед, на время даже позабыв про усталость и холод. Но оптимистического настроения хватило ненадолго — постепенно оно начало выветриваться, а как только спуск закончился и начался подъем, выветрилось окончательно. Зато все тяготы пешего похода навалились на путешественников с удвоенной силой.

За горой была гора, за ней — другая, еще дальше — следующая, и так до бесконечности. Во все стороны света до самого горизонта тянулся один сплошной горный массив; кое-где его пересекали горные цепи, пики и хребты с укутанными в ледники остроконечными вершинами. Создатели Абсолюта, невольно подумала Вика, малость переборщили с Заоблачными горами, — этих гор хватило бы на добрый десяток волшебных миров и на столько же материальных.

— Да уж, гор не пожалели! — язвительно заметила она, — Чувства меры им не занимать.

— Кому — им? — не понял Максим.

— Тем, кто устроил тут весь этот кошмар! Ну кому, скажи, понадобилось столько гор? Неужели нельзя было сделать одну гору, ну, две, три, но зачем было создавать так мно-о-ого гор? Попробовали бы они по этим горам побегать — я бы на это посмотрела.

— Да ладно, — миролюбиво вздохнул Максим, — Теперь уже все равно ничего не изменить, мы, по крайней мере, точно не можем. В жизни всему должно быть место —