С трудом отпихнув в сторону одеяло, девушка попыталась встать, но её резко повело в сторону, и она опять упала на подушки. Охваченное болью и дурнотой сознание постепенно начало воспринимать действительность. Она лежит в кровати, на ней только рубашка с кружевным воротником и, кажется, панталоны. Её раздели. А вдруг… Девушку прошиб холодный пот. А вдруг они видели то, что сидит в её груди?

Эта ужасающая мысль словно придала ей сил, и Майяри смогла, опираясь на стену, подняться и добраться до окна. За шторами оказалась ночь и что-то ярко освещённое огнями. Девушке пришлось проморгаться, прежде чем она различила тянущееся чуть правее длинное и высокое здание, чей самый дальний угол и был так хорошо виден. В сиянии огней можно было с лёгкостью различить покорёженные стены и много-много мужских фигур. Майяри отшатнулась.

Значит, она во дворце. В той его части, что не пострадала от взрыва. Её схватили, но почему она не в тюрьме, а… Майяри беспомощно осмотрелась. Может, они всё-таки поняли, что она не желала зла? Но где харен или господин Шидай? Они бы точно примчались, едва узнав, что произошло. Или они приехали, но их не пустили?

Голова неожиданно закружилась сильнее, и Майяри, чтобы не упасть, уцепилась за штору и, едва не сорвав её, опустилась на пол. Если это так, то нужно отсюда выбираться. За такую помощь её никто не поблагодарит. Выбираться и идти к харену. Или прочь из города. Да, надо уходить отсюда.

Мысли путались, и в голове царил полнейший кавардак. Майяри даже казалось, что она до сих пор спит, такие уж бредовые картины наряду со здравыми рассуждениями всплывали в голове. А боль и холод туманили разум ещё сильнее.

Нужно бежать. Как? Через окно? Девушка посмотрела на свои трясущиеся пальцы и решила, что нет, по стене она спуститься не сможет. Через дверь? Там наверняка стража, много стражи. Усыпить их всех? Это долго, долго… Но куда ей торопиться?

Девушка обвела комнату мутным взором и, различив очертания камина, на четвереньках направилась к нему. Выгребла на пол кучу уже остывающих угольков и принялась дрожащей рукой рисовать печать.

Печать выходила кривой, некрасивой и не очень ладной, как у ребёнка лет шести. Майяри пришлось несколько раз рукавом рубашки стирать откровенно не те линии и символы, один раз она стёрла целый кусок печати коленом, продвинувшись вперёд, чтобы нарисовать верхнюю часть, и заметила это, только попытавшись активировать начерченное.

Ментальные печати и в принципе ментальную магию она не очень любила, но сейчас даже не вспомнила об этом. Исправив испорченное, девушка вдруг решила, что за дверью обязательно должен быть хаггарес, и пририсовала по краям печати ещё четыре загогулины. После чего наконец призвала свои силы и легла на пол в ожидании результата. Таким печатям всегда требовалось много времени, чтобы появился какой-то эффект.

Когда она открыла глаза вновь, тело совсем окоченело от холода, а печать едва уловимо светилась ровным красноватым сиянием. Пора. Но подняться оказалось тем ещё испытанием. Шея занемела от неудобного положения, а в глазах потемнело, уже когда она попыталась сесть. Тошнота и головная боль накинулись на неё, и Майяри, почти ничего не видя, добралась до постели и потянула на себя одеяло. Уходить в одной рубашке холодно. Одеяло почему-то не тянулось, Майяри прошлось даже призвать силы, чтобы оно наконец-то с треском отделилось от кровати и легло на её плечи. А вот добраться до двери оказалось сложнее.

Едва живая, но стоящая на ногах, девушка потянула дверь на себя, сразу бросая на неё самое эффективное отпирающее заклятие – ломающее. Хруст отчего-то вышел очень-очень тихим, – но, может, это у неё что-то со слухом? – и дверь плавно выпала наружу, едва не утянув за собой держащуюся за неё девушку. Спящая в коридоре стража не шелохнулась, продолжая крепко дрыхнуть, привалившись к стенкам. Пошатывающаяся Майяри прошла мимо них, пару раз наступив на чужие ноги и ненадолго замерла напротив сидящего в центре высыпанного мелом круга высокого худого мужчины. Тот тоже спал, склонив голову на грудь. Девушка с детской мстительностью затоптала хаггаресские символы и, круто развернувшись и едва не войдя в стену, опять прошла мимо стражи и нырнула в ярко освещённый коридор.

Стража спала везде. Майяри это, правда, не успокаивало, и она вздрагивала при виде каждого стражника. Какого-то определённого маршрута у неё не было, но её затуманенный разум был уверен, что они совсем-совсем скоро выйдут на улицу и под стопами окажется не холодный каменный пол, а тёплая земля. То, что сейчас ранняя весна и земля потеплеет ещё нескоро, Майяри не вспомнила. Но всё же прогулка слегка просвежила её мозги, по крайней мере глаза стали лучше видеть, а уши – слышать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Завернув в очередной коридор, девушка сперва испуганно попятилась, решив, что столкнулась с толпой не спящих людей, а потом по рамам опознала портреты и с недоумением и разочарованием осмотрела глухую галерею. Взгляд бездумно скользнул по полотнам, обжёгся о свет зажжённых ламп и задержался на портрете одного мужчины. Точнее портрет-то был один, но сильно двоился и даже искажался. Оборотень средних лет с короткими белыми волосами весьма добродушно посматривал на девушку, но лицо его было таким строгим, что Майяри заподозрила его в неискренности, тем более что на задвоившейся картине его голубые глаза блестели очень холодно, а в плотно сжатых губах было что-то злое. Надменно фыркнув, мол, меня не обманешь, Майяри отвернулась и, выйдя из галереи, свернула в другой коридор.

Здесь было уже лучше: куда ни обернись – везде двери. И спящая стража. Много стражи. В душе затеплилась радость от предвкушения свободы, и Майяри потянула на себя ближайшую дверь.

Увы, но за ней оказалась какая-то большая комната, заставленная яркими диванами и заваленная какими-то странными вещами. Майяри с большим недоумением воззрилась на мягкого дракона, сшитого из зелёного бархата, подозревая, что это плод её больного рассудка. Миновав эту комнату, девушка потянула на себя следующую дверь и оказалась в огромной спальне, в которой стояло аж две кровати, но обе были как-то маловаты. Зато по центру комнаты высилось огромное – почти ей по грудь – гнездо. Майяри нахмурилась.

Как ни посмотри, но это было именно гнездо, сплетённое из толстых веток, между которыми торчали клочки мха, сухой травы и белого пуха. Внутри кто-то зашевелился, раздался сонный писк, и над краем поднялась голова большой белой совы. Очень большой, под стать гнездышку. Насыщенно жёлтые глаза недовольно прищурились, заметив непрошенную гостью, и самец – это наверняка был самец – поднялся выше. Майяри слышала, как его когти цепляются за стенки гнезда, и вот он по самую грудь высунулся наружу. И девушка опять решила, что рассудок подшучивает над ней. Грудь птицы была полностью выщипана и розовела нежной кожей.