той же дороге, хотя они были уверены, что наткнутся на кого-нибудь в окрестностях Манресы. Катерина стала насвистывать песенку. Вдруг она схватила поводья и свернула с дороги в чащу.

– Что ты делаешь? – спросил Уго, но Катерина не ответила. Телега подпрыгивала на кочках, дерево опасно скрипело, бочки ударялись друг о друга. – Они же разобьются…

Катерина остановилась на небольшой полянке, залитой солнечным светом, и привязала мулов к дереву.

– Пойдем, – молвила она сладострастно. – Я верну тебе все деньги, которые ты потерял.

– Здесь?

– Прямо здесь. – Катерина взяла бурдюк с огненной водой и сделала большой глоток. – Возьми, – предложила русская. – Выпей.

Уго выпил, а она толкнула его на край тележки.

– Не хочу, чтобы ты потерял равновесие, – с улыбкой прошептала Катерина и встала перед ним на колени.

Сняв с него одежду, она нашла уже возбужденный член и взяла его в рот. Уго застонал, чувствуя, как губы и зубы Катерины ласкают его пенис, а пальцы ритмично массируют и сжимают яйца. Уго достиг оргазма, и Катерина дернула его за одежду, чтобы он встал на колени рядом с ней. Они расстелили одеяло под телегой и легли.

– У тебя холодные руки, – усмехнулся виноторговец.

– Но горячее сердце, – ответила Катерина, прижимаясь к любимому. – Горячее и большое, – прошептала русская, осыпая его поцелуями.

Наступило утро. По дороге прошло несколько караванов, на которые ни один из них не обратил ни малейшего внимания.

Барселона встретила их привычным гомоном улиц. Повсюду шумели глашатаи, торговцы, ремесленники, женщины… Уго заплатил налоги за вино и вместе с Катериной направился к дому Барчи. Пока Катерина отгоняла от повозки детей, пытавшихся туда взобраться, Уго крепко сжимал поводья, чтобы не сбить уличные лотки.

– Посмотри, нет ли кого-нибудь внутри, чтобы помочь мне разгрузить телегу, – попросил он Катерину.

Та вошла в дом, а Уго отправился в сад и стал распрягать мулов, уверенный, что вскоре кто-нибудь выйдет ему помочь. Однако время шло, а никто не появлялся.

– Святая Мария, – воскликнула Катерина, заметив Уго, просунувшегося в дверь. – Я совсем забыла!

Полдюжины человек окружали стол, за которым сидели Барча и девушка с точеными чертами лица, вьющимися черными волосами и большими карими глазами. Катерина схватила пару мужчин и потащила их к саду, прося помочь.

– Что там происходит? – усталым голосом спросил Уго.

Двое вольноотпущенников, по всей видимости мавры, разгрузили повозку и перетащили вино в сарай, служивший погребом.

– Там Елена, – ответила Катерина, – гречанка, о которой мы столько раз говорили. Епископ даровал ей свободу, поскольку она христианка.

– А что она здесь делает?

Уго догадывался об ответе.

– Скрывается.

– У нас будут неприятности.

– Какие? Она свободна.

– Но если она свободна, то зачем и от кого ей прятаться?

Катерина не ответила. Ее губы дрожали, в глазах блестели слезы.

– А я тебе скажу: от своего хозяина и от…

– Она свободна! – закричала Катерина.

Мавры, чуть не уронив одну бочку, в испуге прекратили работу. Уго хотел было ответить Катерине, но сердце его сжалось от сострадания. Она была рабыней, ее похитили из Руси еще совсем ребенком. И хотя они об этом никогда не говорили, Уго помнил, что Катерину изнасиловали, когда ей было столько же лет, сколько сейчас гречанке. Уго хорошо это знал, как знал и то, что над ней продолжали измываться много лет, а потом Рожер Пуч отдал ее похотливому одноглазому мерзавцу, словно она была проституткой. Как отказать людям, которые борются за свободу, пусть она и дарована каким-то епископом?

– Да, она свободна, – признал Уго и обнял Катерину. – Мы ей поможем.

Катерина заплакала. Уго крепко прижал ее к груди, понимая, что она плачет не только о гречанке, но и о себе самой. О своей былой жизни.

– Мы ей поможем. Разве я не освободил уже нескольких рабов? – убеждал любимую Уго, глядя ей в лицо.

Катерина смеялась и плакала.

Бочки были расставлены. Один из мавров указал на них и попросил вина. Катерина пошла за плошкой, Уго налил обоим. Мавры выпили под пристальными взглядами Уго и Катерины. Им понравилось. Они произнесли тост за здоровье винодела и горячо его поблагодарили.

– Не такое уж и плохое, видишь? – улыбнулась Катерина.

– Как оно может не понравиться им? Они привыкли пить помои из виноградной кожуры, которую отжимают по несколько раз, а затем замачивают в воде, чтобы придать цвет и вкус.

Теперь им придется перегонять часть вина, чтобы получить огненную воду. Они не использовали перегонный куб с тех пор, как Рехина вернулась домой. Но если Уго хочет продать это вино из Наварклеса и заработать денег, ему придется смешивать пойло с огненной водой.

Его беспокойство исчезло, как только он посмотрел в глаза молодой гречанки. Черты лица, издали показавшиеся ему резкими и заостренными, словно высеченными в камне, вблизи поражали красотой. Уго был зачарован ее нежным голосом: гречанка нерешительно, тщательно подбирая слова, отвечала на вопросы Барчи. Катерина рассказывала, что Елена почти не говорит по-каталански. Он внимательнее посмотрел на гречанку: стройная, гладкая шея, с которой свисал грубый деревянный крестик, еще не налившаяся грудь, величественная осанка. Она была еще столь юной… Какое зло могла совершить эта девочка, чтобы потерять свободу?

Наступил ранний зимний вечер, дом опустел. Ужинали как всегда: олья и вино, привезенное не из Наварклеса. За разговором пили огненную воду из закромов Барчи. Изможденная Елена клевала носом, изо всех сил стараясь не уснуть.

– Что вы собираетесь с ней делать? – спросил Уго, после того как юная гречанка уснула за столом, подложив руки под голову.

Мавританка пожала плечами.

– Подождем. Что-нибудь да будет, – ответила Барча. – А что ты думаешь делать с Рехиной? – спросила мавританка как раз в тот момент, когда еврейка вошла в дом.

Уго бросил взгляд на жену. Рехина посмотрела сначала на мужа, затем на гречанку. Ни приветствий, ни вопросов. Она поднялась в свою комнату, у которой днем и ночью дежурил молодой раб, охраняя ее вещи. «Что замышляет Рехина? – подумал Уго. – Как долго будет длиться вся эта комедия?»

– Подождем… – откликнулся виноторговец.

– Что-то вот-вот случится, – предрекла мавританка.

– А если Рехина на нее донесет? – спросил Уго, кивая в сторону гречанки.

– Откуда ей знать, кто она такая.

– Но раб-то ее знает.

Барча снова пожала плечами:

– Елена не может провести здесь всю жизнь. Свобода – чтобы ею наслаждаться, а не прятаться. Хотя девочка в очень сложном положении. Она попала между молотом и наковальней: между епископом и городскими властями.

– По городским законам ее должны казнить за то, что она добилась освобождения через епископа, – добавил Уго.

– Все так. Если бы кто-то на нее