оценивается им выше той вещи, которая принадлежит ему. Но такое отношение устанавливается тем легче, чем ниже оценивает человек свой собственный товар и соответственно чем выше оценивает он чужие товары, в которых выражается ценность его товара. Так, например, «экономическая возможность обмена для хозяина, определяющего субъективную ценность своей лошади в 50 флоринов, а одного ведра вина – в 10 флоринов, несравненно шире, нежели для другого хозяина, который оценивает свою лошадь в 100 флоринов, а ведро чужого вина – только в 5 флоринов, или, как мы будем впредь выражаться для краткости, обменоспособность (Tauschfähigkeit) первого гораздо выше обменоспособности последнего. Первый, очевидно, еще может согласиться на заключение меновой сделки, когда ему предложат за его лошадь лишь 6 ведер вина, между тем как последний должен будет уже отказаться от заключения меновой сделки, когда ему не предложат по крайней мере несколько больше 20 ведер вина. Если третий хозяин оценивает свою лошадь только в 40 флоринов, а ведро сухого вина – в 15 флоринов, то он может заключить меновую сделку, очевидно, даже в том случае, когда цена лошади понизится до 3 ведер вина. Таким образом, вообще говоря, наивысшей обменоспособностью обладает тот участник обмена, который оценивает свою собственную вещь всего ниже по отношению к другим обмениваемым вещам, или, что то же самое, который оценивает нужную вещь всего выше по отношению к предлагаемой за нее собственной выгоде»[1191].

Нетрудно видеть, что рассуждения О. Бем-Баверка не выходят за рамки «здравого смысла» и «базарной логики». Будучи весьма примитивными, эти рассуждения сами по себе никакой подлинно научной ценности не представляют. Подобно взглядам К. Менгера, они свидетельствуют лишь о полном банкротстве теории субъективной ценности, или теории предельной полезности, которая оказалась не в состоянии решить проблему ценообразования. В самом деле, эта теория исходит из субъективных, противоположных по своей сути, оценок товаров, вступающих в обмен, стремления их владельцев к получению возможно большей выгоды. В этой связи возникает целый ряд вопросов: 1. Каким образом согласуются между собой эти оценки и эти стремления, на основе которых устанавливаются единые цены обмениваемых товаров? 2. Почему становится возможным неэквивалентный обмен, в процессе которого осуществляется произвольная оценка данных товаров (например, лошади в 40, 50, 100 флоринов, а ведра вина в 5, 6, 15 флоринов)? 3. Существует ли устойчивая закономерность в движении цен и изменении обменоспособности лиц, участвующих в меновых сделках? Игнорируя все эти вопросы, О. Бем-Баверк апеллировал к субъективной ценности товаров, определяемой их владельцами. Но такая апелляция не объясняет главного, а именно, объективной основы обмениваемых товаров, а стало быть, и образования их цен даже на простом рынке (базаре), не говоря уже о современном (капиталистическом) рынке, о котором упоминает автор.

Как показано выше, проблема образования цен решается только с позиции трудовой теории стоимости. Напомним, согласно данной теории, обмен товаров обусловлен общественным разделением труда и экономической обособленностью производителей. Поэтому каждый из них производит те или иные товары не для собственного потребления, а для других, преследуя вполне конкретную цель. Характер ее предопределяется типом товарного производства. Так, непосредственной целью простого товарного производства является наиболее полное удовлетворение насущных потребностей (экономическая выгода, по терминологии автора), а капиталистического производства – получение максимальной прибыли, постоянное обогащение. Сообразно этому осуществляется и обмен товаров, в основе которого лежит вовсе не их субъективная ценность (как полагал автор, ибо она влияет лишь на выбор обмениваемых товаров), а стоимость, т. е. общественно необходимый труд, затраченный на производство этих товаров. Именно как стоимости товары качественно однородны и количественно соизмеримы, а следовательно, и сам обмен является эквивалентным. Напротив, как потребительные стоимости товары качественно неоднородны и количественно несоизмеримы, а следовательно, с точки зрения их полезности (ценности) вопрос об эквивалентности обмена в данный момент времени остается открытым. Дело в том, что оба участника обмена решают этот вопрос индивидуально, исходя из собственных потребностей (заметим, речь здесь идет о простом рынке). Причем сами эти участники вступают в меновую сделку друг с другом отнюдь не потому, что они оценивают собственные товары прежде всего ниже по отношению к чужим обмениваемым товарам (как считал автор, ибо такая оценка может ранжироваться в зависимости от насущной необходимости удовлетворения определенных потребностей), а потому, что оба участника обмена отчуждают товары, которые бесполезны для них как потребительные стоимости, и присваивают товары, в потребительных стоимостях которых они нуждаются. Следовательно, в отношении потребительной стоимости товаров обмен есть сделка, в которой выигрывают обе стороны. Суть этой сделки не меняется и в том случае, когда обмен совершается посредством денег. Что же касается образования цен, то, будучи денежным выражением стоимости товаров, они движутся соответственно на основе движения самой стоимости, отклоняясь от нее вверх или вниз в зависимости от отношения, складывающегося между спросом и предложением.

Совершенно иную позицию занимал О. Бем-Баверк. Опираясь на теорию субъективной ценности, или теорию предельной полезности, он описывал, вслед за К. Менгером, правила образования цен на основе простого торга при изолированном обмене, одностороннем соперничестве между покупателями, одностороннем соперничестве между продавцами, обоюдном соперничестве. Все эти правила покоятся на субъективной оценке обмениваемых благ, а потому не выходят за рамки «базарной логики». Исходя из этой логики, О. Бем-Баверк сделал следующие выводы.

Во-первых, между образованием рыночной цены и образованием субъективной ценности существует прямое сходство. «Как субъективная ценность вещи независимо от более важных способов употребления, какое могут найти себе отдельные экземпляры запаса материальных благ данного рода, представляет собой предельную ценность, определяющуюся последней, предельной пользой, с которой позволяет мириться хозяйственный расчет, – совершенно так же всякая рыночная цена представляет собой предельную цену, определяющуюся хозяйственным положением тех пар контрагентов, которые стоят на границе “возможности обмена” (Tauschen – Können). Нетрудно убедиться, что сходство – это не простая игра случая, а напротив, результат действия однородных внутренних причин»[1192]. Как видим, согласно автору, подобно тому, как субъективная, или предельная, ценность вещи определяется последней, предельной пользой этой вещи, что находит свое выражение в принципе хозяйственной выгоды, связанной с удовлетворением различных по степени важности потребностей, и в конечном итоге, предельной потребности, представляющей соответственно предельную пользу, так и рыночная, или предельная, цена определяется хозяйственной выгодой тех контрагентов, которые совершают меновые сделки на границе «возможности обмена» и которые различаются между собой по степени их обменоспособности, зависящей, в конечном итоге, от хозяйственного положения последней, предельной пары этих контрагентов. Такая трактовка, с одной стороны, содержит в себе все вышеуказанные недостатки, присущие теории предельной полезности; с другой стороны, неправомерно отождествляет рыночные цены с предельными, что вступает в противоречие с реальной