Фыркнув всеми четырьмя ноздрями, Араната выбросил руку, нежно, но твердо заталкивая Нобуту обратно на место.

– Iukatta, Nobuta-kih!

«Прекрати!»

Он издал низкий грудной звук, успокаивая юного ксенобита, после чего обратился к нам:

– Мой uvattaya прав. Вы не сьельсины – не народ.

Я взглянул на маленького сьельсина, широкоглазого, с небольшими завитыми рогами. Что-то с ним было не так. Сердитая дрожь губ, синева кожи вокруг глаз. Признаки молодости? Или что-то другое? Может, ребенок был болен? Если я прав, то этим можно было воспользоваться в наших целях.

Но не прошло и секунды, как я забыл об этом. Uvattaya. Я никогда не слышал, чтобы сьельсины называли детей таким словом. Но я распознал, из чего складывалось это слово. Uvan и vatate, «плод» и «тело». Фрагменты мозаики вдруг сложились в голове, и я едва не уронил челюсть от изумления. В сьельсинском языке, по крайней мере в том диалекте, который был изучен нашими схоластами, у существительных бывает два рода. Акаранта – мужской, и иэтумна – женский.

Точнее, так считалось.

Я вдруг понял, что мы, спеша понять или приписать знакомые характеристики неизвестному, видели в лице этого неизвестного самих себя. Мы полагали, что они были такими же, как мы, сочли, что иначе и быть не может. В сьельсинском языке существительные мужского рода, акаранта, управляют глаголами. Они активны. Иэтумна, существительные женского рода, пассивны, – так мы считали. Но этот аэта, обозначаемый исключительно акаранта, родил ребенка. За всей этой маскулинностью, за железным кулаком, властностью, уверенностью и авторитарностью… скрывался женский род.

Акаранта и иэтумна не соответствовали нашим мужскому и женскому роду, хотя воспринимались как таковые и обладали некоторыми их свойствами. Они не вписывались в наше понимание; в частности, Араната, возглавлявший армии и, вне всякого сомнения, покоривший множество врагов клыком и когтем, выносил ребенка в себе и родил его, предоставив заботу о нем своим рабам.

– Подарок, – задумчиво произнес Араната, возвращаясь к предложению Смайт. – Дайте мне вот этого. – Он – она? – поднял усыпанную самоцветами руку, указав тремя средними пальцами на меня. – Темного, избавившего моего ичакту от мучений. Я хочу его.

Кровь отхлынула от моего лица. Это было все равно что услышать приговор. Да, мы так и планировали, но то, что аэта потребовал меня, в корне меняло дело.

Никто не ответил, и князь Араната продолжил:

– Танаран говорит, он из ваших лордов. Достойный подарок.

Он не просил.

– А вы дадите нам Танарана? – не сдержавшись, резким тоном спросил я, радуясь, что князь не понимал наших эмоций, как и мы – их.

– Asvato ni o-Tanaran ti-tukanyi nesuh? – прошипел аэта, склонив голову.

– Да, – ответил я, глядя на баэтана, – дайте нам Танарана. Оно уже знает наш язык и некоторые наши обычаи.

– Не тебе требовать, yukajji. – Глаза Аранаты сузились до щелочек.

– Это не требование. Это выгодное предложение, – сказал я и встал, отмахнувшись от одернувшего меня Тора Варро. – Одного за другого, вождь. Что скажете?

Я почувствовал, как пара летучих глаз Кхарна обратились на меня, спустившись с привычной орбиты над нашими головами. Старый бессмертный сидел в сени дерева и как будто дремал в окружении своих обреченных детей – такими безмятежными были его лицо и закрытые глаза.

Араната Отиоло откашлялась… откашлялось?

– Танаран лишь недавно вернулось ко мне. Вы хотите снова отнять у меня одну из величайших ценностей после долгой разлуки? Вы его не получите. – Аэта властно, но в то же время ужасающе нежно положил руку на спину Танарана.

– Это бесполезно, – буркнул Кроссфлейн, когда ему перевели.

Смайт хлопнула рукой по столу перед старшим офицером и давним другом, чтобы успокоить его, но переводчица все услышала, и в воздухе грубо прокатилось:

– Raka vaayu ti-etan!

Араната наставил на нас рога в очевидно угрожающем жесте. Но жилы, отвечающие за выражение гнева на лице ксенобита, были способны и разгладить это лицо, и вождь обнажил зубы в подобие улыбки.

– Подарок за подарок? А вы, паразиты, забавные. Дайте мне темного, и я обдумаю ваше предложение, – снова указал он на меня.

Какие черные мысли таились в голове князя? Я вспомнил, как его сильные пальцы сжимали мне горло, и едва не вздрогнул. Он еще со мной не закончил.

– Мы не отправим его одного, – сказал Кроссфлейн. – У него будет защита. Телохранители. И вы должны будете вернуть его через несколько лет.

– Вы пошлете к нам солдат? В наш дом? – как равный равному, помощник помощнику, ответило герольд Оаликомн, до этого сидевшее молча.

– Телохранителей, – поправил Кроссфлейн. – Свиту.

– Хозяин, они перебьют нас, пока мы спим, – настаивало Оаликомн, повернувшись так, что я видел лишь татуированную половину его лица. Я жалел, что не разбираюсь в глифах ксенобитов, иначе мог бы понять смысл завитков и наложенных друг на друга кругов. – Я против. Даже один yukajjimn на «Bahali imnal Akura» – плохо, а несколько – вовсе недопустимо.

Я не знал, что такое «Бахали имнал Акура» – возможно, название корабля или места внутри корабля, – и шепотом высказал свои предположения Варро и Смайт.

– Адриан, сядьте, – повернулся ко мне Бассандер.

– Лорду Марло можно верить, – гулко выдохнув, растопырив ноздри, сказало Танаран и хлопнуло по столу. – Он не yukajjimn. Он дрался с yukajjimn, чтобы вернуть меня вам, хозяин. Мы должны его взять.

– Вернуть? – Араната вспомнил высказанное ранее условие. – Мне нельзя будет делать с ней все, что захочется?

– С ним, – ответил я, когда князь посмотрел на меня. – Нельзя.

Против нас был даже язык. Пока сьельсины считали нас иэтумна, низшими, торговаться было невозможно.

– У вашего… подарка будут такие же привилегии, – объяснила Смайт. – Слуги, телохранители. Все, что пожелаете.

Это было бесполезно. Смайт с Кроссфлейном следовали плану, не задумываясь о том, какая бездна пролегла между их пониманием диалога и тем, как его понимает вождь. Каждая сторона вела свой диалог, и я не мог заставить их это осознать.

Показалось, что аэта раздумывает, поглаживая плотную косу, свисавшую через плечо. Дважды вождь издал грудной звук, означавший сьельсинское «да». Смайт поняла это без перевода.

– Мы примем ваш подарок, – объявил князь, но об ответном жесте так и не обмолвился, потому что в этот момент Нобута издало какой-то дребезжащий писк и понурило голову.

Араната мгновенно обернулось и что-то прошептало ребенку, а после обратилось к герольду, приказав ему отправиться с Нобутой:

– Velenamma o-Nobuta ti-veletate, Oalicomn-do. Я вас догоню.