отвести эту беду и велит вам не отчаиваться в горе, которому не поможешь. Если вы ее ослушаетесь, она больше не придет вам на помощь, когда вы будете нуждаться в ней. Ступайте, возьмите свои доспехи; ведь пять рыцарей сделают все возможное, чтобы не дать вам забрать тело вашего верного друга.

Он пошел вооружаться, пока девица тщетно уговаривала стражей не пытаться удержать то, что должно у них быть изъято.

– Будь даже рыцарь, о котором вы толкуете, отважнее Ланселота, – сказали они, – мы не оставим защиту этого сокровища.

В этот самый миг вернулся Ланселот.

– Что вам угодно? – спросили рыцари.

– Забрать отсюда тело, охраняемое вами.

– Мы будем его защищать, пока живы.

Он входит в ограду; рыцари бросаются на него, чтобы вытеснить оттуда, и рубят кто во что горазд. Но в руке его обнаженный меч; он его вздымает, сбивает первого с ног и разрубает ему череп, не сочтя помехой ни стальной шлем, ни наголовник кольчуги. Прочие рыцари крушат его щит, рвут его кольчугу; но его меч успевает везде: вот уже двое оказались не у дел. Самый могучий, одетый в крепчайшую броню, и тот упал с рассеченным плечом, обливаясь кровью; последние двое предпочли один за другим убраться за ограду. Ланселот их настиг, и единственный, кто не был жестоко ранен, взмолился о пощаде.

– Согласен, если вы обещаете отправить тело моего господина Галеота в Скорбный Оплот и там будете стеречь его до моего прибытия. Тем, кто будет спрашивать, от кого вы посланы, отвечайте, что это он был облачен в белые доспехи при взятии замка.

Рыцарь обещал все, что ему было сказано.

Тогда Ланселот ухватился за верх плиты: с превеликим трудом ему удалось приподнять ее. Вид мощей верного друга вновь пробудил в нем отчаяние. На боку у Галеота покоился прекрасный и богато отделанный меч; Ланселот извлек его и уже примерился в себя вонзить, когда девица вырвала меч у него из рук. Уступив второй раз ее мольбам, он распорядился приготовить большой гроб; затем он устлал его лучшими циновками, какие нашлись в доме. Носилки, возложенные на двух иноходцев, отправились в путь, и ночь еще не минула, как они уже были за двадцать с лишним английских лье от этого дома. Монахи с болью взирали им вслед, не удержавшись, чтобы не примешать свои слезы к тем, что без устали лил Ланселот.

Наступил новый день; он встал, прослушал мессу, надел доспехи и уехал заодно с Озерной девицей. Тогда он узнал от нее, как Богор простился со двором, как защитил владелиц Хонгефорта и решил не давать себе покоя, пока не найдет его самого.

– Если вы встретите его прежде меня, – сказал Ланселот, – прошу вас, сударыня, передайте ему меч монсеньора Галеота; это один из лучших; я хочу, чтобы он носил его ради любви ко мне.

– Непременно передам, – ответила Сарейда, прощаясь, а он поскакал по дороге, ведущей к замку Флеж.

Вместо того чтобы ехать в город, он свернул к большому костру, разожженному посреди луга. Боясь опоздать, он сжимал бока своего коня, когда вдруг заметил девицу в одной сорочке под охраной шести душегубов, которые, казалось, ожидали знака судей, чтобы бросить ее в огонь. Она рыдала и взывала к Ланселоту:

– Благородный рыцарь, что же вы не проведали про мою беду! мои враги бы вас не устрашили, сколько бы их ни было. Увы! не о себе я плачу, но о том, как вы будете жалеть о моей смерти. Но уже тому я верю, что отныне ни одна девица не помянет меня, не обретя в вас защитника. Я умираю и благодарю себя за то, что вызволила вас из тюрьмы, где злобный Мелеаган держал бы вас до скончания веков; ибо мир нуждается в вас более, чем во мне.

Услышав это, Ланселот подъехал к шестерым злодеям.

– Отпустите эту девицу, – сказал он.

– Чего ради им отпускать ее? – ответил рыцарь, бывший при них. – Эта дурная женщина осуждена на казнь, и ни один рыцарь не вызвался ее защитить.

– В чем она провинилась?

– Она освободила Ланселота, чтобы дать ему убить Мелеагана.

– Если вы утверждаете, что, освободив Ланселота, она совершила убийство или измену, я готов это оспорить.

– По чести говоря, я мог бы отказать вам в поединке, поскольку вчера ее судили и приговорили. Но правота моя так непоколебима, что я готов отстаивать ее против любого рыцаря, который посмеет сказать, что она невиновна.

– Она невиновна! и я вас вызываю.

– Тогда готовьтесь умереть смертью лжесвидетеля.

Девицу отвели от костра; оба рыцаря взяли разбег и помчались друг на друга со всею прытью своих коней. Их глефы ломаются в щепы; они сцепляются руками, и толкают, и бодают друг друга. Рыцарь был не столь силен, как Ланселот, и не удержался на коне; он упал на маковку своего шлема и едва не сломал себе шею. Ланселот не стал превосходствовать конный над пешим. Он сошел с коня; соперник, поднимаясь, принял на голову такой удар, что рухнул на колени. Ланселот ударил его еще раз и распластал по земле; потом он схватил его за шлем, приподнял и отнес его, бросив в самый огонь, где он сгорел дотла. Тогда подошли те, что сторожили поле, и сказали Ланселоту, что с него довольно. Они забрали девицу из рук душегубов и позволили ей одеться; Ланселот спросил ее, не желает ли она еще чего-нибудь.

– Чтобы вы меня проводили, сир, ко мне в замок; он здесь неподалеку.

Это был тот замок, куда он уже провожал ее, выйдя из тюрьмы. Он был построен на неширокой реке и назывался Гальфорт[329]. Ланселот довел ее дотуда, и там его приняли, как бога-спасителя: ибо еще раньше его прибытия жители узнали, что он совершил ради их госпожи.

Когда он собрался проститься, госпожа Гальфорта сказала, удержав его коня за узду:

– Святым Распятием клянусь, рыцарь, вы от меня так не уйдете!

И потому он позволил снять с себя доспехи, а когда он был уже без шлема, дама с радостью узнала его. Она кинулась к нему с распростертыми объятиями и хотела расцеловать его в уста; но он отвернулся, и пришлось ей осыпать поцелуями лишь его шею, подбородок, глаза и лицо.

– Ах! благородный рыцарь, я только и молила Бога о счастье увидеть вас перед смертью.

Ланселот поведал ей, как он узнал о грозившей ей опасности; и далее как ему настала нужда явиться ко двору короля Бодемагуса, дабы оправдаться в смерти Мелеагана.

– Я знакома с вашим обвинителем, – сказала