– Я знаю, кто ты есть, – ответила Мона, – язнаю, какой ты была, когда находилась во мне. Ты – это я и Майкл. И нечто еще –могущественное и невиданное. А кроме того, в тебе есть частичка каждой изведьм.

– Говори, милая, – сказала Мэри-Джейн. –Расскажи нам о нем и обо всех, кто делает маленьких куколок из мела. Мнехочется послушать, как они хоронят куколок у подножия камней. Ты помнишь, чтоты рассказывала?

– Думаю, что помню. Эти куклы были с грудями ипенисами.

– Вот как? Об этом ты прежде не упоминала.

– Эти куклы были священными. Но для этого должна бытьпричина… Нужно избавиться от боли… Я хотела бы уничтожить эти воспоминания, ноне прежде, чем усвою из них все ценное. Мэри-Джейн, будь так любезна, душечка,возьми, пожалуйста, салфетку и вытри мне глаза, ладно? Обрати внимание, яговорю это для записи. Это поток сознания. Мы взяли длинный камень на равнину.Все собираются танцевать и петь вокруг него довольно долго – до того какпостроим из бревен подпорки, с помощью которых заставим его стоять. Каждыйвырежет своих куколок. Все куколки очень похожи, и каждая чем-то напоминаеттого, кто ее сделал, и всех остальных. Я засыпаю. И хочу есть. Я хочутанцевать. Эшлер призывает всех к вниманию.

– Еще каких-то пятнадцать минут – и мы проедем череззадние ворота, – сказала Мэри-Джейн, – только следи, чтобы твоислезливые гляделки не закрылись.

– Не говори ни слова охране, – напомнилаМона. – Я сама с ними управлюсь. Что еще ты помнишь? Они несут камень наравнину. Как называется эта равнина? Скажи ее название на их языке.

– Эшлер называл ее «плоская земля», или «безопаснаяземля», или просто «пастбище». Чтобы правильно произнести название, я должнаговорить очень-очень быстро. Вам это покажется похожим на свист. Но все знаютэти камни. Буквально каждый знает о них. Мой отец тоже видел их. Боже, выполагаете, что где-нибудь в мире существует еще одна, другая я? Не думаете ливы, что такое может быть? Другая я, не считая тех, похороненных под деревом? Неможет быть, что я единственная, кому удалось выжить!

– Успокойся, милая, – сказала Мэри-Джейн, – унас еще уйма времени, чтобы это выяснить.

– Мы – твоя семья, – добавила Мона. – Помниэто. Кем бы еще ты ни была, все равно ты – Морриган Мэйфейр, которойпредназначено стать наследницей. У нас есть свидетельство о рождении,свидетельство о крещении и пятнадцать фотографий, сделанных «Поляроидом», сэтикетками, написанными моей рукой, на обратной стороне каждой из них.

– Так или иначе, но этого недостаточно, –возразила Морриган, которая теперь плакала, надув губы словно ребенок, мигаяиз-за слез на ресницах. – Все эти свидетельства безнадежно притянуты и сточки зрения закона не имеют никакой силы.

Машина двигалась по своей полосе дороги, но, едва онивъехали в Метэри, движение стало плотнее.

– Возможно, потребуется видео, – продолжаларассуждать Морриган. – Как ты думаешь, мама? Но в конце концов всеоказывается недостаточным, не так ли, кроме любви? Почему мы вообще говорим озаконности?

– Потому что это важно.

– Но, мама, если они не любят…

– Морриган, мы сделаем видеозапись на Первой улице, кактолько туда приедем. И тебя будут любить, запомни мои слова. Я добьюсь этого.На этот раз я не сделаю ни единой ошибки.

– Что позволяет тебе надеяться на это, если учесть всетвои сомнения и страхи и желание спрятаться от пытливых взоров?

– Я люблю тебя – вот почему так считаю.

Слезы хлынули из глаз Морриган, словно ливень. Мона с трудомсдержалась, чтобы не зарыдать.

– Им не потребуется оружие, если они не полюбятменя, – сказала Морриган.

Какая невыносимая боль для ребенка!

– К черту! Пусть только попробуют! – Мона пыталасьговорить как можно спокойнее, вполне владея собой, очень нежно. – Нашейлюбви вполне достаточно, и ты знаешь это! Если ты должна будешь забыть о них,значит, ты их забудешь. И не смей говорить, что это не так, что нашей любвитебе мало. Ты слышишь?

Она взглянула на грациозную газель, со слезами на глазахсидящую за рулем и медленно проходящую каждый поворот пути. «Это моя дочь. Уменя всегда были чудовищные амбиции, чудовищный интеллект, чудовищнаяхрабрость, а теперь – чудовищная дочь. Но какова ее природа – кроме того, чтоона поразительно умна, импульсивна? Эта любящая, восторженная девочкасверхчувствительна к боли и к неуважению и легко поддается неудержимымфантазиям и восторгам. Как сложится ее судьба? Какова роль ее воспоминаний одревних событиях? Означают ли ее видения, что она обладает этими воспоминаниямии умеет извлекать из них знания? Что может из этого получиться? Впрочем, меняэто не слишком заботит, – думала она. – Во всяком случае, не сейчас,когда все только начинается и порождает в душе столько волнений».

Она вообразила, что ее высокую девочку ударили, что тело еесмяли… И тут же руки потянулись, чтобы защитить дочь, прижать ее голову к своейгруди.

«Только посмейте обидеть ее!»

Теперь все было по-другому.

– Все в порядке, все в порядке, – вмешаласьМэри-Джейн. – Дай-ка мне руль, я поведу машину: движение становится оченьплотным.

– Ты совсем спятила, Мэри-Джейн! – крикнулаМорриган, подаваясь вперед и нажимая на акселератор, чтобы обойти идущий слеваавтомобиль. Она вскинула подбородок и тыльной стороной ладони вытерласлезы. – Я доведу эту машину до дома! Я ни за что на свете не откажусь отэтого!

«На что может быть похоже ощущение пребывания в пещере?» –задавался я вопросом. У меня не было желания слушать голоса из ада. А вот какнасчет райского пения?

Я обдумал этот вопрос и решил пройти мимо. Впереди меняждало длительное путешествие. Отдыхать было еще слишком рано. Мне захотелосьпоскорее выбраться отсюда. Я уже намеревался отправиться в путь и обогнуть этучасть склона, когда какой-то голос окликнул меня.

Это был женский голос, очень тихий. Я не смог определить,откуда он исходит, и лишь сумел разобрать слова: «Эшлер, я ждала тебя».

Я обернулся в одну сторону, потом в другую. Темнотадействовала на нервы. «Маленький народ? – подумалось мне. – Одна изих женщин решила соблазнить меня?» И я отправился дальше. Но голос позвалснова, нежный как поцелуй: «Эшлер, король Доннелейта, я жду тебя».