строки: «Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные и определенные инструкции. Только бы старый Голицын не потерял голову».

Видимо, государь совершенно неправильно, ошибочно представлял себе взаимоотношение высших властей теперь в столице, если считал, что Протопопов может давать какие-то инструкции Хабалову. Видимо, государь все еще верил во всезнание, энергию и распорядительность Протопопова. Протопопов же, как мы видели, ровно ничего не делал полезного, сообщал императрице неправильные, успокоительные сведения, радовался, что свалил все на Хабалова и затем, перетрусивши, совсем исчез.

Однако в Ставке далеко не все были так спокойны. С утра все только и говорили, что о столичных событиях. Всеми путями из Петрограда приходили самые тревожные сведения. Начальник дворцовой полиции, полковник Герарди настолько потерял равновесие, что, придя в тот день к дворцовому коменданту, просил разрешения уехать в Царское Село к семье. «Увидя, что Герарди совершенно потерял голову, — писал позже Воейков, — я счел за лучшее отстранить его от исполнения ответственных обязанностей, на которые он в подобном состоянии был уже неспособен». Воейков разрешил Герарди уехать и заменил его чиновником дворцовой полиции Гомзиным, когда-то служившим в гвардии.

Воейков был взволнован тем более, что в этот день он не получил от полковника Ратко никакой информации из Царского Села. Его попытки переговорить по телефону с кем-либо из старших чинов его канцелярии оказались безрезультатными. Их в канцелярии не было. Как иронизировал позже генерал, они были заняты составлением Конституции у великого князя Павла Александровича.

Вызванный в 5 часов к телефону из Царского Села генералом Спиридовичем, о чем сказано выше, генерал Воейков, видимо, не придал должного значения тому разговору, хотя позже, наговорив в своей книге комплиментов Спиридовичу, писал так о том разговоре: «То обстоятельство, что, передавая мне эти сведения, полученные от Департамента полиции, генерал Спиридович не сказал мне ничего утешительного от себя лично, еще более утвердило меня в убеждении, что положение безвыходно».

Сам генерал Воейков заявляет: «В этот день это был единственный мой разговор с Царским Селом». Раз это так, то приходится признать, что в этот важный исторический момент осведомленность единственного, чисто политического органа около его величества, осведомленность дворцового коменданта была неудовлетворительна. Даже 26 февраля, вечером, дворцовый комендант еще не знал, что, как и почему происходит в Петрограде.

После пятичасового чая государь получил следующую телеграмму от председателя Государственной думы Родзянко:

«Положение серьезное. В столице анархия.

Правительство парализовано. Транспорт продовольствия и топлива пришел в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы этот час ответственности не пал на венценосца».

Телеграмма эта вполне отражала всю растерянность, царившую в Петрограде, растерянность самого Родзянко, но в Ставке этого не понимали. Государь показал телеграмму графу Фредериксу и Воейкову, причем сказал графу: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать».

Однако телеграмма Родзянко не могла не произвести тревожного впечатления. К тому же Воейков доложил про разговор со Спиридовичем. Обед прошел как обычно. Но после обеда государь, несмотря на кажущееся спокойствие, решил возвращаться в Царское Село.

В 9 часов 20 минут вечера государь послал императрице телеграмму, в которой писал между прочим: «Выезжаю послезавтра». Около 10 часов вышедший от государя Воейков объявил заведующему своей канцелярией, что отъезд назначен на 2 часа 30 минут 28 февраля, и стал отдавать предварительные распоряжения.

Государь же, выйдя в столовую, сыграл несколько партий в домино с Ниловым, Граббе и Мордвиновым. Государь казался озабоченным и скоро распрощался с партнерами. Об отъезде государь им, однако, не сказал.

В этот вечер у горячившегося генерала Дубенского зародилась несчастная мысль прекратить беспорядки в Петрограде, послав туда с войсками генерал-адъютанта Иванова. «Ведь вот, в первую революцию Иванов блестяще усмирил какой-то бунт, а затем был отличным генерал-губернатором в Кронштадте». Дубенский отправился к лейб-хирургу Федорову и красноречиво убеждал его подсказать эту мысль государю. До позднего вечера сидели несколько человек у Федорова и слушали горячую речь Дубенского. Прощаясь, Федоров обещал начать с утра хлопотать за посылку Иванова.

В 22 часа 22 минуты 26 февраля на аппарат Ставки приняли из Петрограда следующую телеграмму председателя Государственной думы Родзянко по адресу: начальнику штаба Верховного главнокомандующего Алексееву:

«Волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийный характер и угрожающие размеры. Основа их — недостаток печеного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику, но главным образом полное недоверие к власти, неспособной вывести страну из тяжкого положения. На этой почве, несомненно, разовьются события, сдержать которые можно временно путем пролития крови мирных граждан, но которых, при повторении, сдержать будет невозможно. Движение может переброситься на железные дороги, и жизнь страны замрет в самую тяжелую минуту. Заводы, работающие на оборону в Петрограде, останавливаются за недостатком топлива и сырого материала. Рабочие остаются без дела, и голодная безработная толпа вступает на путь анархии, стихийной и неудержимой. Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве.

На юге из 63 доменных печей работают только 28, ввиду отсутствия подвоза топлива и необходимого материала. На Урале из 92 доменных печей остановилось 44 и производство чугуна, уменьшаясь изо дня в день, грозит крупным сокращением производства снарядов. Население, опасаясь неумелых распоряжений властей, не везет зерновых продуктов на рынок, останавливая этим мельницы, и угроза недостатка муки встает во весь рост перед армией и населением. Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно бессильна восстановить нарушенный порядок. России грозит унижение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю необходимым и единственным выходом из создавшегося положения безотлагательное призвание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения. За таким правительством пойдет вся Россия, воодушевившись вновь верою в себя и своих руководителей.

В этот небывалый по ужасающим последствиям и страшный час иного выхода нет на светлый путь, и я ходатайствую перед вашим высокопревосходительством поддержать это мое глубокое убеждение перед его величеством, дабы предотвратить возможную катастрофу. Медлить больше нельзя, промедление смерти подобно. В ваших руках, ваше высокопревосходительство, судьба славы и победы России. Не может быть таковой, если не будет принято безотлагательно указанное мною решение. Помогите вашим представительством спасти Россию от катастрофы. Молю вас о том от всей души. Председатель Государственной думы Родзянко».

Тождественные же телеграммы Родзянко послал командующим армиями, прося их поддержать его перед