подготавливал, каждый на свой манер… И неприязненное чувство к государю росло и воздымалось.

В кабинете Родзянко, где чуть не все члены избранного Временного комитета, растерянность и недоумение. Что делать? Родзянко только что вернулся после переговоров с князем Голицыным, с великим князем Михаилом Александровичем. Он посвятил во все комитет. Его попытка устроить великого князя регентом не удалась. Государь не идет ни на какие уступки. В столицу направлены войска с фронта. Идет с отрядом генерал Иванов. Все взволнованы. Депутаты убеждают Родзянко, чтобы Временный комитет объявил себя революционной правительственной властью. Легальная власть ушла. В городе анархия. Другого выхода нет. Надо принимать власть. Родзянко колеблется. Он уже сделал много революционных шагов, но продолжает повторять: «Я не желаю бунтовать… Я никаких революций не делал и делать не желаю!»

Милюков и другие уговаривают его, доказывая, что раз правительство само себя упразднило, то Дума должна принять власть и тем спасти положение, предупредить анархию, которая уже началась — офицеров уже начали избивать. Их ловят, бьют, убивают.

Поколебленный горячими доводами, усталый, разнервничавшийся, Родзянко просил дать ему четверть часа спокойно подумать. Он ушел в отдельную комнату. Какая борьба должна была происходить в душе бывшего камер-пажа императора Александра II, бывшего кавалергарда, камергера двора его величества…

«Тяжкие четверть часа, — писал позже Милюков, — от решения Родзянко зависит слишком многое: быть может, зависит весь успех начатого дела. Вожди армии с НИМ в сговоре и через НЕГО с Государственной думой» («Первый день»).

А в то время, как Родзянко «думал» — изменять или не изменять государю, из казарм запасного батальона Преображенского полка офицер Нелидов, племянник депутата Шидловского, решительного сторонника отречения государя, протелефонировал своему дяде, что офицеры и солдаты батальона предоставляют себя в распоряжение Государственной думы. Шидловский, решительный сторонник революции, нарушил одиночество Родзянко и передал ему полученное заявление.

Надо знать, сколь велик был до революции престиж имени Преображенского полка, полковником которого был сам государь, чтобы понять, какое огромное впечатление произвело на всех, а на Родзянко в особенности, полученное заявление, хотя он и знал, что это лишь жонглирование именем славного полка. Лейб-гвардии Преображенский полк находился на фронте. В Петрограде был лишь его запасный батальон. Правда, там были и кадровые офицеры, во главе с полковником Аргутинским-Долгоруким. Но все-таки это не был полк. И все-таки одно имя преображенцев импонировало так сильно, что известие — «преображенцы присоединились к нам» — радостно передавалось из уст в уста и послужило последним толчком для колебавшегося Родзянко.

Выйдя из кабинета и заняв председательское место, Родзянко заявил, что он «согласен». Временный комитет объявляет себя правительственной властью. Родзянко требует от всех полного себе подчинения. Революционное правительство начало действовать. Родзянко поручил Шидловскому съездить и поблагодарить офицеров Преображенского полка. Комендантом Петрограда был назначен член Думы, отставной полковник Генерального штаба Б. Энгельгардт. Энергичный, юркий комендант передал преображенцам поручение Комитета: атаковать отряд Хабалова и арестовать правительство, что, однако, выполнено не было.

Около 3 часов ночи Энгельгардт приехал в Офицерское собрание преображенцев. Он передал благодарность комитета.

«Энгельгардт подчеркнул офицерам решающую, положительную роль Преображенского полка в борьбе Государственной думы и народа со старым правительством: „Знайте, господа, ваше геройское решение первыми прийти к нам на помощь прекратило все колебания Родзянко встать во главе Исполнительного комитета Думы. Теперь можно сказать, что мы уже победили“» (Преображенцы // Дни. 1926. 10 января).

В 6 часов утра 28-го Родзянко послал генералу Алексееву, всем командующим фронтами и начальникам флота следующую телеграмму: «Временный комитет членов Государственной думы сообщает Вашему Высокопревосходительству, что ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета министров правительственная власть перешла в настоящее время к Временному комитету Государственной думы».

Немного позже Родзянко послал им вторую телеграмму, которой приглашал армию и флот «сохранять полное спокойствие и питать полную уверенность, что общее дело борьбы против внешнего врага ни на минуту не будет прекращено или ослаблено… Временный комитет, при содействии столичных войск и частей и при сочувствии населения, в ближайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную деятельность правительственных установлений».

Новая власть совершенно игнорировала монарха. В ту ночь, без официального, по-видимому, обсуждения Временный комитет уже решил низвергнуть государя и возвести на престол цесаревича при регенте великом князе Михаиле Александровиче.

Почти одновременно с Временным комитетом народился под одной с ним кровлей второй революционный орган — Совет рабочих и солдатских депутатов. Когда толпа раскрыла тюрьмы, в числе освобожденных оказалась и рабочая группа при Центральном бюро Военно-промышленного комитета во главе с Гвоздевым. Руководители ее направились в Таврический дворец, где они с несколькими интеллигентами и левыми депутатами образовали Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов. В него вошли: Керенский, Чхеидзе, Скобелев, Гвоздев, Соколов, Стеклов-Нахамкес и еще несколько человек. Они выпустили воззвание, приглашая присылать делегатов по одному от роты и от каждой тысячи рабочих. В 10 часов вечера уже началось заседание Совета, который стал именоваться Советом рабочих и солдатских депутатов. Делегаты, конечно, были самочинно выбранные. Утвердили Исполнительный комитет, в который, кроме уже названных, вошло много народа, и в том числе — представители от революционных партий. Председателем оказался социал-демократ Чхеидзе, товарищем председателя — Керенский.

Исполком назначил комиссаров во все городские районы, приказал формировать красную гвардию, делегировал Чхеидзе и Керенского во Временный комитет Государственной думы, назначил Продовольственную комиссию, дабы наладить питание солдат, отбившихся от своих частей, сформировал небольшую группу, которой дали громкое название «штаба» и которая, однако, первая стала принимать меры по обороне дворца на случай нападения правительственных войск. В ней в ту первую ночь главную роль играл военный чиновник, помощник библиотекаря Николаевской военной академии Масловский (партийный эсер Мстиславский) и лейтенант Филипповский. С ними и вошел в связь комендант Энгельгардт.

Этот «штаб» обосновался в комнате № 41. Никаких войск в ту первую ночь в распоряжении этого «штаба» не было. Хабалов напрасно боялся каких-то сорока пяти тысяч восставших. Но они, эти революционеры, были сильны революционным порывом, революционной инициативой. А главная их сила заключалась в позорном бездействии царского правительства, и главным образом Протопопова и Хабалова с его штабом.

Около 11 часов вечера какие-то молодые люди, по приказанию Керенского, арестовали председателя Государственного совета Щегловитова. Керенский лично принял арестованного, лично замкнул дверь в комнату и ключ держал в кармане.

В Царскосельском дворце 27-е число было первым днем, когда императрица поняла наконец всю серьезность происходящих в Петрограде событий. Стараясь казаться спокойной, царица очень волновалась. Наследнику было хуже. Новости о военных бунтах поразили царицу. Верность войск казалась ей всегда вне сомнений. И вдруг — бунты!

В