с армией достойных, истинно трудящихся, никак не забывших последствия Страшного Времени, живущих на одной служащей карточке.

Сегодня оперативная сводка повествует об огромном продвижении в Донбассе (Енакиево, Горловка, Дебальцево и проч.). Начала передаваться в 22 ч. 30 м. и все идет до сих пор (четверть 12-го), перемежаемая гимнами и кантатами, заменяя собой в многократном сем возглашении обычные Последние Известия, в частности, продолжение тщедушных событий в Италии, где союзники высадились вчера через Мессинский пролив. Это не второй фронт, нет, о нет! Обстрельчик был только сегодня под вечер и совершенно хиленький, с десяток выстрелов и где-то далеко.

14-е сентября.

В субботу 11-го закончено зафанерование ИВ 189 секций своими руками. Мы были на выставке В. М. Конашевича. Старый мастер показал много замечательных вещей: Павловск, три прекрасных женских портрета, несколько натюрмортов действительно хороши. Блокада глядит с трех картин. Только одна – где замерзший трамвай, мумия на саночках, а на переднем плане лицо опухшей женщины с тем самым обрютизированным, невидящим взглядом – как-то верна. Не пришло еще время, не пришло. Во время обеда в ДУ грянули первые разрывы обстрела. Пережидая его, мы сидели до шести на полукруглой софе в «Мавританской гостиной» среди остатков безвкусной великокняжеской роскоши и сквозь огромные зеркальные стекла наблюдали черные клубы шрапнельных разрывов над крепостью и Невой. Осколок, видимо, отскочив рикошетом от брони недостроенного «Железнякова», влетел в стекло под самым моим носом и пробил две дырочки,

когда я вытягивал шею и вертел головой, пытаясь увидеть новую вспышку высоко в небе. Обстрел грохотал до самого вечера, с редкой интенсивностью.

Сегодня произошло водворение мальчиков, приступающих к учению в Путейском институте, в который успело попасть за время осады 23 немецких снаряда.

Болдырев А. Н. Осадная запись. (Блокадный дневник). СПб., 1998. С. 301.

Из воспоминаний И. В. Исси «Как мы выжили…» [1943 год]

Сентябрь-декабрь

Новый учебный год 1943-1944 годов начался в женской школе № 105, находившейся на Бабурином переулке (теперь улице Смолячкова) в непосредственной близости к Лесному проспекту. Длинное четырех– или пятиэтажное здание, где размещалась школа, подворотня делила на две равные половины. Левая половина принадлежала школе, а правая – двадцатому отделению милиции.

Мой путь до школы, по сравнению с другими школьницами, был одним из самых длинных. Все другие ученицы жили значительно ближе к школе. Мне ежедневно надо было проходить по Финляндскому проспекту до проспекта Карла Маркса, и затем по этому проспекту дойти до переулка Бабурина. Путь даже самым быстрым шагом занимал не менее 35 минут.

За два прошедших с мирного времени года я выросла и из всей летней обуви, вместо 32-го мне нужен был уже 33-й размер, а магазины были пусты. И вдруг в них летом появились деревянные сандалеты. Две деревяшки были между основанием и пяткой соединены плотной материей вроде брезента, сверху к деревяшкам были прикреплены тесемки для привязывания обуви к ногам, а снизу к деревяшкам приклеивались резиновые серые кругляши, очень похожие на пробки от пенициллиновых бутылочек.

Несколько дней мы в этой обуви ходили почти бесшумно, но скоро резиновые амортизаторы у всех отлетели, и наши сандалеты начали звонко стучать по асфальту как кастаньеты. Если по улице шло одновременно несколько школьников, то на громкий стук сандалет все взрослые оглядывались и укоризненно качали головами, как будто мы были виноваты в том, что так громко ходим по асфальту.

Перед отправкой меня в школу на Бабурином переулке мама взяла с меня честное слово, что и туда, и обратно я буду ходить только по чётной стороне проспекта Карла Маркса, которая считалась наименее опасной при артобстрелах. Именно по этой стороне проспекта, начиная от Сахарного переулка и до Гренадерской улицы, были расположены все заводские и фабричные постройки, входы в которые, в основном, были со стороны набережной, а кирпичные глухие стены самих зданий вдоль проспекта чередовались с высокими металлическими ограждениями с наглухо запертыми воротами для транспорта. Когда начинался обстрел, я всегда старалась идти на максимально близком расстоянии от их стен и оград в надежде, что именно они защитят меня от осколков.

Однажды, когда я, возвращаясь домой, прошла уже треть пути, начался сильный обстрел, и я увидела, как люди и с моей, и с противоположной стороны проспекта кинулись в подъезд дома, стоящего напротив того места, где находилась я. Поведение толпы всегда оказывает сильное воздействие на психику отдельного человека. У меня возникло почти непреодолимое желание броситься вслед за ними и тоже заскочить в этот подъезд. Но остановило честное слово, которое я дала маме, – ни при какой, даже чрезвычайной, ситуации во время обстрела не переходить на нечётную сторону проспекта. И я мелкой трусцой, переходя с быстрого шага на бег и с бега на быстрый шаг, направилась по чётной стороне в сторону дома.

Поздно вечером мама, вернувшаяся с работы, рассказала мне, что один из немецких шрапнельных снарядов разорвался перед самым входом в тот подъезд, и основная масса осколков пошла в сторону дома. В результате среди людей, спрятавшихся в этом подъезде, несколько человек было убито и почти все остальные ранены.

В нашем классе учились девочки, как оставшиеся жить в городе с кем-то из родителей, чаще с мамой (как я), реже с папой (как Неля Поразинская), так и приходившие в школу из детского дома, в котором они оказались потому, что их родители были на фронте или погибли. После трех утренних уроков у нас была почти часовая большая перемена, когда нас кормили обедом. Он запомнился мне таким: на первое – суп из хряпы с растительным маслом, на второе – соевые шпроты.

В тёплое время у нас ещё оставалось время походить по саду, так как школьный двор не был полностью от него изолирован. Учитывая то, что все наши родители работали, а рабочий день был ненормированным и мог закончиться в любое время, даже очень поздно вечером, большинство учениц оставалось в школе на продлённом дне, часов до шести вечера. Перед уходом мы получали кружку соевого молока. Быстро выполнив домашнее задание, мы, чтобы не скучать, устраивали театрализованные представления – читали стихи, разыгрывали маленькие пьески.

Главной актрисой в этом случае была Ира Ильина. Раз в неделю кто-нибудь из нас, получив от классного руководителя блокнот агитатора и прочитав его, делал по окончании уроков сообщения о последних событиях на фронте и в тылу. Мне досталось рассказать о гибели Молодой гвардии и об Олеге Кошевом. В этот вечер в районе отключили электричество, я делала своё сообщение в полной темноте и очень боялась перепутать имена и фамилии молодогвардейцев.

В середине сентября в жилых домах, где